Читаем Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен), полностью

 Марысенька главным образом заботилась о личной экипировке главнокомандующего: "Хорошо ли одеты его приближенные?" Он её успокаивал, говоря: "Если императорское войско вздумает судить о нас по этому, оно нас сочтет за крезов, за самых богатых людей нашего времени: ливреи моих пажей и лакеев великолепны; упряжь лошадей превосходна, комнаты моя и сына обиты дорогим сукном. У них позолоты на уздечках и седлах я не видал не только у пажей и лакеев, но и ни у одного принца".

 Восток и Запад встретились, сравнивая себя друг с другом среди этой европейской толпы. Вероятно, по своему воинственному простодушию Карл Латарингский и его товарищи нашли, что в характере поляка много турецкого.

 Собесскому пришлось только ими хвалиться: принцы и курфюрсты поочередно обращались к нему за приказаниями; устроили почетный караул перед его палаткой, выслушивали малейшие его замечания. "Ах! Если бы наши так поступали", вздыхал король.

 Несмотря на храбрость Штаренберга, Кара-Мустафа мог бы взять Вену приступом в первых числах сентября. Укрепления устоять не могли. Но приступ влечет за собою грабеж и резню. Визирь мечтал превратить этой христианский город в столицу княжества, главой которого он будет сам. Он упорствовал, выжидая капитуляции. Часть жителей на аванпостах уже затеяли тайные переговоры. Кара-Мустафа не верил в прибытие Собесского с большим польским войском. "Никогда, думал он, эти упрямые дворянчики (он их хорошо знал) не согласятся бежать так скоро и далеко на защиту ненавистного "немца". Татары его предупредили лишь в ночь на 10 сентября: Собесский приближался. Кара-Мустафа собрал совет. Большинство пашей подали голос за снятие осады, советуя встретить христианское войско в открытом поле, где кавалерия, составляя две трети всей турецкой армии, может, развернувшись, явить свое численное превосходство. Оставаясь на месте, войско будет заперто между стенами города и окружающими его холмами. Кара-Мустафа упрямился; он продолжал мечтать. Что скажут в Константинополе, узнав, что они отступили от города наполовину взятого? Татары, вероятно, ошибаются. Он думал оставить 24 000 человек в траншеях, а с остальными встретить нападающих. И то у него будет двое против одного.

 На следующий день город доходил до отчаяния. С высоты башни св. Стефана всю ночь раздавалась стрельба; последний призыв, долетавший до неба вместе со звуком колоколов, ударявших в набат и молитвами осажденных, собравшихся в церкви. Штаренберг стоял на башне, обозревая горизонт, ожидая обещанную помощь -- последнюю надежду. Вдруг на высотах Каленберга на северо-востоке города, по направлению к Кракову, появилось громадное красное знамя с белым крестом, развеваясь от ветра. Храбрый воин упал на колени: войско польское приближалось и Собесский шел во главе.

 Никто не ожидал их прибытия с этой стороны. Дорога считалась непроходимой: вот почему Собесский её избрал, несмотря на возражения, ему предъявленные. Немцам пришлось, действительно, бросить на дороге свою артиллерию; одни польские пушки прошли в ущелье; их тащили "босяки" с берегов Вислы, -- выносливое и стойкое племя, привычное к тяжелым работам. Когда добрались до вершины, у главнокомандующего явилось минутное сомнение и опасение: он ожидал встретить для спуска склон ровный и покатый, между тем он видел перед собой спуск весь изрытый и крутой: "пропасть налево, направо -- горы, кругом виноградники и леса". Но к нему скоро вернулась уверенность.

 Придется изменить план атаки и спускаться "а la secura", по примеру Морица Нассауского и Спинолы. Бросив взгляд на лагерь Кара-Мустафы и его окрестности, Собесский вполне успокоился: перед ним расстилался целый город с сотнею тысяч разноцветных палаток, прислонившись к осажденному городу; но этот город не был защищен. Чтобы закрыть к нему доступ, Кара-Мустафа не построил ни одного редута.

 "Это болван, -- сказал громко король. -- Он нам попался". -- и сделал распоряжение для битвы.

 Кара-Мустафа был человек ловкий, -- это доказывал его смелый поход на Вену, метко обдуманный и доведенный до конца. Он имел в своем распоряжении храброе войско, закаленное в бою и достаточно многочисленное, чтобы ничего не бояться. Собесский имел за собой свою звезду, свой высший гений и христианского Бога.


III.

Битва. -- Приготовления -- Обедня отца Марка. -- Принудительная рекогносцировка. -- Польские гусары. -- Атака. -- Бегство татар. -- Собесский в стане врагов. -- Письмо Марысеньки. -- Золоченое стремя.



Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза