Маржанбулак — жемчужный родник

Маржанбулак — жемчужный родник

Фалин любил поезда. Даже однообразный пейзаж за окном — выжженная жарким солнцем степь и редкие, на одно лицо, полустанки — не раздражали его. Он немало поездил по этой дороге, знал, что и завтра, почти до самого Ташкента, мало что изменится в пути: будет та же одуряющая жара, белые солончаки и редкие кусты саксаула. И все же, даже такая дорога приносила ему радость: мерный перестук колес располагал к размышлениям, воспоминаниям, в пути он не раз встречал удивительных попутчиков и в неторопливых беседах с соседями по купе обретал столь редкое в последнее время душевное равновесие. Однако все чаще Фалин замечал, как люди отвыкают ездить поездами, а если все же едут, то, скорее всего, не по желанию, а вынужденно: или не смогли достать билет на самолет, или погода нелетная. Людей, которые мечтают сесть в поезд, разложить скорее вещи по местам и, переодевшись в спортивный костюм, начинают знакомиться с соседями по купе, предвкушая долгие два–три дня пути и приятного общения, да и просто возможность выспаться за длинный путь, словом, настоящих пассажиров, становится все меньше и меньше… Все спешат, торопятся, и каждый свой шаг примеряют к самолетным скоростям.

Вот и нынешние попутчики Александра Михайловича только сели, как начали на чем свет стоит клясть железную дорогу, несмотря на то, что поезд шел по расписанию, проводник был трезв, дважды в день жужжал пылесосом в коридоре и чай подавал по просьбе в любое время, хотя и не обязан был это делать. Да что там соседи по купе! Казалось, весь вагон заполонил какой-то нервный народ: то и дело хлопали двери, сновали взад–вперед по коридору недовольные люди, и Фалина, стоявшего у окна, так и подмывало сказать: «Да угомонитесь вы! Перестаньте суетиться. Посмотрите, какой яркий закат в степи. Посмотрите, как возвращается в серых сумерках стадо в аул, и пастуха на верблюде ведь нечасто увидишь, разве что в кино…»

Он пригласил своих соседей, семейную пару средних лет, поужинать с ним за компанию в купе, но те как-то суетливо отказались и на весь вечер пропали в ресторане, хотя приглашал он их радушно, искренне, да и столик купейный был заставлен всякой всячиной, одолеть которую одному было трудно.

За ужином он с грустью думал, что замкнутость, уход в себя, некоммуникабельность все чаще определяют наши взаимоотношения.

Откуда эта отчужденность, стремление обособиться? Где теряются связи, бывшие когда-то настолько тесными, что без них не мыслили своего существования? Может быть, бешеный ритм жизни, ставший нормой в последние десятилетия, не оставляет времени на чувство общности, родства с ближними? Думал он и о том, что в его любви к железной дороге, ночным полустанкам, мелькающим за окном огням, есть что-то старомодное, наверное, даже трогательно–смешное, если глядеть с высот нашего стремительного времени.

Но именно с железной дорогой были связаны самые дорогие детские и юношеские воспоминания, да и позже дорога доставляла немало радостей в жизни, и перечеркнуть все это разом ему не хотелось. Летал Фалин и самолетами, и частенько, но лишь потому, что в тех местах, где он работал, железных дорог, чаще всего, не было вовсе, а служебные командировки в министерство, проектные институты, к заказчику, как неожиданно обострившийся аппендицит, требовали немедленного, безотлагательного вмешательства, тут уж без авиации было не обойтись. Предпочитал самолет поезду он и еще в одном случае: когда удавалось вырваться на отдых к морю. Тут уж хотелось сэкономить каждый день, каждый час…

И все же к месту новой работы, как бы далеко это ни было, Фалин всегда ехал поездом. Только так он мог ощутить расстояние, осознать в полной мере за долгий путь важность и необходимость того или иного объекта, который ему придется строить. Иной раз, когда до места оставалось еще несколько часов езды, он, вглядываясь в мелькавшие станции и разъезды, проселочные дороги и мосты, уже прикидывал в уме, с какими проблемами ему придется столкнуться на месте. Опытный инженер, он знал наперечет все цементные заводы страны, помнил, откуда поступают кислотостойкий и огнеупорный кирпич, лес, металл, оборудование. Частенько, подъезжая к месту назначения, он исписывал в своем объемистом блокноте не один десяток страниц. Это умение, знание, хватка пришли к нему не сразу, годами постигалась строительная мудрость, копился опыт, и еще, может быть, самое главное — ему везло в жизни с наставниками.