MASH

Они попробовали. Они скрестили фланги ярдов на пятнадцать в глубину, но отвязаться от Лопуха все никак не удавалось. Лопух прилип к нему как банный лист, и спиной к игре не видел, как в их сторону полетел мяч. Он прилетел на максимальной скорости, которую смог придать мячу квотребэк, и со всего размаху ударил сзади по шлему. Удар свалил Лопуха на колени, а мяч отскочил в руки доброго Поляка, упавшего наземь, но вцепившегося в мяч мертвой хваткой.

— Молодцы! — кричал ему Генри из-за боковой. — Отличная защита!

— Смотри-ка! И тебе голова на что-то пригодилась, Лопух, — сказал ему Ястреб, помогая встать на ноги.

— Чего? — сказал Лопух.

— Удачно, говорю, ты мозгами пораскинул, — повторил Ястреб.

— Чего? — спросил Лопух.

Потом Копьеносец, чтобы убить оставшееся время, дважды выбивал мяч за линию, судья выстрелил из пистолета, и они всей толпой потопали с поля в нетерпеливые объятия Генри, проводившего их в раздевалку. Там они попросили пива и повалились на пол.

— Великолепно! — в экстазе повторял Генри, обходил всех по кругу и пожимал руки каждому. — Это была великий успех команды. Вы все герои!

— Ну, так дай нам тогда чертовы Пурпурные Сердца ^[53], — сказал Ужасный Джон, проведя большую часть дня то под одним, то под другим таклом из «Браунс».

Появился генерал Хаммонд, сама учтивость. В лучших традициях регулярной армии «после-драки-кулаками-не-машут» он поздравил всех и попросил Генри выйти на минутку.

— Товарищи, — сказал Генри после ухода генерала, — он жаждет реванша. Чего скажете?

— Это просто ужасающе милое предложение с его стороны, — сказал Копьеносец.

— Мы наверное сможем сделать их еще разок, а? — сказал все еще сияющий Генри.

— Никогда больше, — сказал Ястреб. — Они нас теперь раскусили.

— Джентльмены, — сказал Дюк, плюхнувшись рядом с Ястребом. — Я хочу сделать заявление. Вы только что видели мою последнюю в жизни игру.

— Мой номер тоже можете снять с активного списка, — заявил и Ловец Джон.

— И мой, — добавил Ястреб.

— Да ладно, ребята, — сказал Генри. — Я же вам так и говорил.

— Что? — сказал Ястреб.

— Да, что этот Хаммонд, — сказал Генри. — Он же ни черта не смыслит в футболе.

14

Следующие несколько дней все свое свободное время Генри посвятил раздаче доходов от выигрыша всем, кто поставил на Красных Рейдеров. Деньги ставились следующим образом: половину поставили до игры из расчета 2 к 1, оставшиеся — во время перерыва из расчета 4 к 1. Итого — 3 к 1. Когда Генри дошел до Болота на второй день и протянул каждому его обитателю их 500 долларов и сверху еще 1500, получатели стали таким богатыми, какими давненько себя не ощущали.

— А потратить негде, — заметил Дюк.

— Отправь домой, — посоветовал полковник.

— Не, — сказал Ястреб. — У меня есть идея получше.

— Какая? — сказал Генри.

— Оставь все деньги себе, а насотправь домой.

— Ха, не выйдет, — ответил Генри.

— Но почему же, тренер? — завозмущался Дюк. — Если учесть то время, что мы с Ястребом проторчали в Корее до того как нас послали сюда, получается, что мы тут уже дольше всех. Ну, кроме тебя.

— Точно, — сказал Ястреб. — И это несправедливо.

— Простите, — сказал Ловец Джон, поднимаясь, — я уже слышал эту песню и с меня хватит.

— Подожди, я с тобой, — сказал Копьеносец. — Боюсь, тоже не вынесу мученического взгляда.

— Нытики! — крикнул им вслед Дюк. — И только потому, что мы эт-та, смоемся отсюда раньше вас!

— Серьезно, Генри, — сказал Ястреб, — мы с Дюком в мартовском списке на увольнение. Осталось всего-то чуть больше трех месяцев. Пока мы сидим на этом краю света, на наших глазах сменилась целая вереница наших сверстников. Приезжают и уезжают. Новички или по второму разу, шарлатаны, недоучки или свихнувшиеся безумцы, неважно кем бы они ни были, но их всех перевели заканчивать службу в Штатах месяца за три-четыре до увольнения.

— Всё правильно, — сказал Генри.

— Но почему? — изумился Дюк.

— А знаю почему, — сказал Ястреб. — Потому что армия всегда сводит счеты!

— В каком смысле? — спросил Генри.

— В смысле, — пояснил Ястреб, — что Дюк и я — это двое из трех самых больших здешних придурков. Или из четырех, если считать Хитреца Роджера.

— Его я считать не буду, — сказал Генри. — Я даже думать о нем боюсь, а если этот сукин сын снова объявится здесь, — я пристрелю его на месте!

— Да все равно, — сказал Ястреб, — сам подумай. Мы так отличились в раздолбайстве, что теперь армия, блюститель демократии и символ справедливости, собирается с нами расквитаться.

— Нет, — возразил Генри. — Ты не прав. Вы не поверите, но это — не наказание.

— Тогда что же это? — спросил Дюк. — Очень смахивает на наказание.

— Как бы иронично это не звучало, — сказал Генри, — но это оттого, что вы двое, как и Ловец Джон, приехали сюда с подготовкой и опытом куда выше среднего. Вы отлично делали свое дело в тяжелые времена, и теперь мы не можем позволить себе разбрасываться такими кадрами. Если вас сейчас отправить домой, вы никому не принесете пользы, кроме своих жен, конечно. Так что мы вас тут продержим до истечения срока службы.

— Да разве ж это, черт возьми, справедливо? — сказал Дюк.