Маша без медведя (СИ)

После чая все классы, не попадающие на вечер, повезли в цирк, а старшие начали наряжаться, прихорашиваться, и выступать перед зеркалами в полном параде. Тринадцатилетняя Настенька Киселёва, участвующая в нашем спектакле и потому допущенная до высших сфер, сидела рядом с сестрой как большеглазая мышка.

Без четверти пять нас направили в театральную комнату позади плюшевой гостиной, откуда мы должны были поочерёдно выходить для выступлений и только потом, сняв всякий реквизит, если таковой имелся, занимать свои места в зале. Спускались мы по дальней лестнице, которая рядом с госпиталем, потому что с парадного входа уже прибывали гости.

25. ВЕЧЕР РАЗГОНЯЕТСЯ

ОТСЧЁТ НА СЕКУНДЫ

Я до сих пор ощущала некоторую отчуждённость от этого мира и смотрела на всё происходящее с любопытством исследователя, но воспитанницы, в особенности шестнашки и семнашки, для которых это был первый подобный вечер, пришли в чрезвычайное волнение, глаза их блестели, а движения сделались порывистыми, и как бы девочки не старались скрыть своё смятение, оно всё равно прорывалось.

Дверей из театральной, которую иногда называли ещё прогонной, а иногда — реквизиторской, выходило три: одна в коридор и две на сцену — за правую кулису и за левую. Неугомонная Рита Малявцева тут же прокралась к занавесу и разглядела в специальную сеточку, что они уже пришли!

Кто «они» — понятно, да? Мальчики, конечно же.

— С морского! — принесла Рита восторженную новость. — Уже садятся!

Как минимум половина гимназисток (что характерно, в основном младших) немедленно захотела посмотреть на потенциальных кавалеров! Составилась очередь, из которой барышни поочерёдно ныряли за кулисы, а возвращаясь, сообщали всем о своих наблюдениях.

Гардемаринов приехало чуть больше тридцати человек. Шестнашки начали обсуждать эту новость, ревниво поглядывая на четвёртое отделение. Мне было смешно, что они боятся остаться без кавалера. Очевидно же, что в местной сложной кухне таких проколов не бывает.

— Успокойтесь, — строго одёрнула их одна из старших «медичек», — значит, будут приглашённые не из училища.

Мы с Марусей переглянулись, она многозначительно приподняла брови, явно намекая на «репутационные списки» и матримониальную политику дирекции, которые мы обсуждали совсем недавно.

— А там какой-то распорядитель ходит! — принесла ещё одну новость очередная подглядывательница. — Такой важный дядька!

Тут мне тоже стало интересно, и я пошла за кулисы, благо поток желающих иссяк. Распорядитель, действительно, был. Высокий, худощавый, очень серьёзный мужчина в чёрном фраке с белой подколотой к лацкану розой. Подтянутых гардемаринов в белых кителях с золотыми поясами и золотыми же пуговицами он уже рассадил, и теперь занимался последними прибывающими гостями, размещая их в одном ему известном порядке.

Внезапно все в гостиной встали, и в раскрытые двустворчатые двери потекла процессия, среди которой выделялась статная дама в бордовом, умеренно открытом платье. Процессия прошествовала на возвышение, и дама в бордовом, приветственно кивнув всем присутствующим, опустилась в императорское кресло.

И теперь я точно знала, что в империи есть маги, потому что на шее императрицы висело нечто небольшое, плохо различимое с моей позиции, но сияющее энергией как маяк в ночи. Это точно не был крест или иная реликвия — невозможно перепутать церковный предмет и артефакт магического назначения, также как невозможно не различить сладкое и солёное.

Первым моим побуждением было включить приближение, чтобы рассмотреть интересующий меня объект, но я немедленно себя одёрнула. А если он фиксирует любую магию? А если в ответ производит тревожный сигнал? Готова ли я противостоять бригаде имперских магов?

Вряд ли.

А вот, что направленную на артефакт попытку прощупывания расценят как недружественную — это более чем вероятно. Поэтому я выпендриваться не стала и порадовалась, что все свои манонакопительные штуки заранее сняла и укутала в максимальную тень. Это только рыбак рыбака видит издалека, а маг, пока он не активен, выглядит как совершенно обычный, ничем не примечательный человек. И никто его в толпе не различит. Только что теперь с песней делать? Раскусят меня, как пить дать.

Я вернулась в репетиционную комнату, плотно затворив за собой дверь.

— Маша, иди скорее! — замахала мне староста шестнашек, Ника. — Давайте с Аней «акацию», для поднятия духа! — и, поскольку всё четвёртое отделение посмотрело на неё с выражением крайнего скепсиса, пояснила: — Девочки так поют — сразу душа взлетает!

Господи, спасибо! Сейчас мы проведём нашу обработку тут, а зал спустим на тормозах!

— Не услышат? — усомнилась Аня. — Да и рояля тут нет.

Я встала спиной к стене, выходящей на сцену:

— Анечка, иди сюда. Споём с тобой а капелла*, туда, — я показала перед собой, — негромко, но с чувством, хорошо?

*без музыки

— Давай, моя хорошая, — Аня встала рядом со мной, пошевеливая плечами и как будто расправляясь, — чтоб душа развернулась…