Маша и Медведев

Он вклинился в толпящиеся за спиной «сопровождающие лица» и вывел на передний план двух невзрачных мужичков.

«И почему это по иностранцам, даже таким вот неказистым, сразу видно, что они именно иностранцы?» — подумала Маруся.

— Вот, прошу любить и жаловать! Сэмюэл Тренч и Эдвард Теннисон — лучшие свинари Туманного Альбиона. Жаль только, что по-нашему ни тпру ни ну, ни ку-ка-ре-ку.

«Свинари» глупо улыбались, как обычно улыбаются люди, сознавая, что речь идет именно о них, но ни слова не понимая на чужом языке.

— Это, конечно, наше упущение — не взяли с собой переводчика, вот они теперь и стоят, как два барана.

— А у нас есть свои переводчики, не хуже ваших, — сказал Крестниковский и поискал глазами Марусю.

А та ничего не видела и не слышала, стояла, прислонившись спиной к свежевыбеленной стене, и вспоминала минувшую ночь.

Она была совсем другая, эта ночь, не похожая на прежние, полная нежности, а не страсти.

О, Маруся знала цену этой нежности! И не потому, что имела богатый сексуальный опыт — отнюдь. А просто чувствовала, ощущала всем своим, существом, чем она отличается от мгновенного телесного порыва.

Эту нежность требовалось выстрадать, вымечтать, научиться принимать, как подарок. Потому что страсть питается вожделением, а нежность — это уже любовь. А Митя этой ночью был с ней нежен...

Наташе пришлось несколько раз дернуть ее за рукав, чтобы вернуть к реальности.

— Попереводишь для англичан?

— Конечно.

«Свинари» от неожиданно обретенной помощницы пришли в полный восторг. Они оказались общительными, дотошными, и Маруся не закрывала рта. Но Митю из виду не упускала. И каждый раз, встречая его смеющийся взгляд, замирала от счастья, словно ее с головой накрывала горячая радужная волна. Щеки пылали, глаза сияли, голос звенел. И все вокруг невольно улыбались в ответ, подпитываясь исходящей от нее живительной энергией.

И все у нее сегодня получалось, все ладилось, потому что это был ее день. Ее день и ее ночь...

А презентация шла своим чередом, начался осмотр музея, гости переходили от экспоната к экспонату, пока не добрались до портрета печальной царевны.

Картина стояла на мольберте в углу и не бросалась в глаза, но стоило Наташе включить подсветку, как она тут же превратилась в основной элемент экспозиции, привлекая всеобщее внимание.

— Да это же наша Несмеяна! — узнал Горюнов и оглянулся в поисках Маруси. — Хотя теперь уже, похоже, экс-Несмеяна. Значит, кому-то удалось развеселить красавицу? И кто счастливчик?

— Пока секрет...

— Тогда у меня еще есть шанс, — подмигнул Горюнов.

Экскурсия продолжилась, а у мольберта остался Митя. Теперь он знал, для какой картины позировала Маруся и сколь нелепыми были его основанные на ложных догадках упреки. Хотя какое, собственно, право он имеет упрекать ее?

Вот такой она приехала сюда — безнадежно печальной. И он неплохо потрудился, внося в ее жизнь свою «достойную» лепту. Сначала невольно, бездумно. А теперь? Пошел по второму кругу? А завтра уедет в Москву, и круг замкнется?

Запутался между двумя женщинами и с обеими бесчестен. Старик прав, надо принимать мужское решение — рубить затянувшийся узел одним ударом. Другой вопрос, готов ли он принять такое решение и каким оно должно быть?

Ну, допустим, с Нинелью все ясно, и то, что они до сих пор вместе, не делает ему чести. Впрочем, что значит «вместе»? Спят в одной постели — вот и все единство. Пошло и глупо. За Нинель можно не волноваться — утешится быстро. У таких, как она, всегда есть наготове «запасной аэродром».

А вот Маша... Увезти в Москву? В каком качестве? Ну не замуж же ее звать! Оставить все как есть?..

Однажды, мальчишкой, он слышал, как ссорились родители. Мать чего-то требовала, упрекала, а в памяти остались слова отца.

— Ты хочешь видеть во мне героя, — сказал он тогда, — такого, как в твоих книжках, как в кино. A я не супермен — обычный человек. Кричу, когда мне больно, плачу, когда горько, и к подвигам не готов. Наверное, это не самый лучший вариант. Но я такой, понимаешь? И вряд ли когда-нибудь изменюсь...

И он, Митя, тоже обычный человек. Не герой. Но ведь и не подлец...

Из задумчивости Медведева вывел взрыв смеха, раздавшийся в соседнем зале. Он бросил на картину последний, долгий взгляд и отправился узнать, в чем дело.

Под аплодисменты собравшихся Маша вручала Горюнову зеленую керамическую свинью.

— Спасибо, что не живую! — принял он из ее рук огромную копилку и оглянулся в поисках места, куда бы ее пристроить.

— Подождите, подождите! Это еще не все! — остановила его Маруся, взяла поданный Наташей лист бумаги и с выражением прочитала:

А мы свинью вам подарили!

Мы подарили вам ее,

Чтоб вы потом свинью разбили,

Как сердце бедное мое.

Мы подарили вам свинью,

Чтоб безо всякого намека

Вы догадались, как глубоко

Вы душу тронули мою.

Свинью мы подарили вам,

Всего лишь навсего копилку,