Маша, Машенька, Машуня… или Любовь вопреки

Он смахнул выкатившуюся слезинку с моей щеки, обнял и поцеловал меня нашим фирменным всепоглощающим поцелуем. Это длилось вечно.

— Марусь, ты меня простишь? — неожиданно спросил он.

— Возможно, — улыбнулась я.

Ну, конечное, я его уже давно простила.

К Костику мы пришли без опоздания, он поздоровался с Артуром, посмеялся над его недоверием. Я смотрела на мужа и понимала, что у него что-то произошло. Мы, вроде-бы, помирились, всю дорогу до Павловска совершенно спокойно разговаривали, но он был другим. Но каким? Что не так?

Костя посмотрел анализы и, пока заполнял карту и разговаривал с Артуром, Татьяна Викторовна осмотрела меня и позвала Костю:

— Константин Михайлович, посмотрите сами, мы или ошиблись со сроком или…

— Извини, Артур, но я в первую очередь врач, как и ты. Если тебе так будет спокойнее, пошли вместе. Машенька, ты же не будешь против? — спросил Костик, подходя ко мне и натягивая перчатки.

Я вся напряглась и вжалась в кресло:

— Против чего?

— Против присутствия твоего мужа рядом?

— Нет, конечное, — отозвалась я, изрядно краснея.

Они подошли вместе. Костя посмотрел на меня:

— Машка, я врач. Смотри на меня, как на врача. Другом буду вечером, — он улыбнулся своей обворожительной улыбкой.

Артур взял меня за руку.

— Успокойся, лисенок. Я рядом.

Я просто замерла и ждала приговора.

— Маш, со сроком не могла ошибиться?

— Нет. А что? Он должен быть больше или меньше?

— Больше и как минимум на три-четыре недели.

— Нет, Константин Михайлович, точно нет. А что не так?

— Все так. Все хорошо. Но нужно сделать УЗИ, чтобы снять все сомнения, или подождать, когда будут отчетливо слышны сердцебиения. Одевайся, Машенька, — Костя как-то загадочно и вместе с тем озабоченно улыбался.

Артур протянул мне руку, помогая слезть с кресла, и о чем-то напряженно думая. Первым сообразил Артур:

— Костя, многоплодие?

— Предположительно — да. Есть в роду?

— Да. У отца был брат близнец. У тетки тоже двойня.

Я была в шоке и молчала. Нависло гробовое молчание. Мужчины смотрели на меня. Меня это стало раздражать:

— Что уставились. Сейчас все нормально? — я этот вопрос адресовала Костику, он в ответ утвердительно кивнул. — Прекрасно. Значит все нормально. Будим решать проблемы по мере их поступления.

— Маш, и не страшно? — спросил Костя.

— Не страшно что? Что их будет двое? Или рожать?

Костик засмеялся, Артур улыбнулся. А я продолжила:

— Бояться нужно было раньше. Когда с мужчиной в одну кровать легла. А теперь-то что? Теперь буду расхлебывать, — и я горько улыбнулась.

Подошла к озадаченному Артуру и поцеловала его, нежно прикоснувшись губами к его щеке:

— Пошли, папочка. Костя, я же могу быть свободна? Или еще что-нибудь нужно?

— Ничего Машунь. Направления у тебя есть. Встречаемся через … — он задумался и добавил, — давай недели через две. Артур, попытайтесь УЗИ сделать. Я направление выписал. Хочу знать, где они прикрепились. Маш, у нас с тобой все будет впервые: у тебя — беременность, а у меня — многоплодная…

Костя проводил нас до выхода.

По дороге домой Артур был очень серьезен и сосредоточен. А я? А я была счастлива. Я была уверена, что все будет хорошо.

Четыре месяца пролетели незаметно, хотя и не безоблачно.

В институте все было прекрасно. Группа подобралась великолепная, все толковые, ответственные, знающие зачем здесь собрались.

Поскольку все быстро узнали, что я жду пополнение, да еще какое, меня оберегали все мальчишки-одногруппники. То домой отвезут, то с занятий отпустят, то дадут возможность поспать на паре.

Дома Шуша с Ваграмом Ашотовичем пылинки сдували. Первенец, да еще не один. На УЗИ подтвердилась двойня, вероятнее всего разнополые.

Чувствовала я себя неплохо для молодой мамаши, токсикоз был, но прошел через месяц, и не очень сильный. Один «минус» — я постоянно хотела есть и спать, что мне и позволяли делать. Костик ничего плохого в этом не видел. Было решено, что доходить я должна до тридцати восьми недель, а дальше по показаниям.

Все было хорошо, кроме…

С Артуром все было как нельзя хуже. Нет, мы не ссорились. После примирения вроде все наладилось, но ненадолго… Муж, конечное, был внимателен ко мне, нацеловывал милые пяточки, то здесь, то там проступающие у меня на животе, разговаривал с малышами, пел им колыбельные, говорил, что у него самая лучшая, самая нежная и самая любимая жена. Но только говорил… Мне хотелось внимания, мужского внимания, а я его не получала… До меня он пальцем даже не дотрагивался. Ни тебе ласк, ни страстных поцелуев… А я даже не могла ни с кем поговорить: с Шушей — он ее любимый племянник, с отцом — стыдно как-то, с мамой — «я же тебя предупреждала» и ведь предупреждала… А с подружками — зачем? Только лишние пересуды да сплетни.

Как были правы подружки. Как пророчески звучали теперь их слова: «Смотри, Машка… любвеобильный… ловелас… хлебнешь по полной…».

Мне не хватает твоих глаз

Таких глубоких, чистых, ясных,

Твоих манящих, сладких губ,

Таких горячих и прекрасных.

Мне не хватает твоих рук,