Маша Орлова. Тетралогия (СИ)

Сабрина медленно перемешивала сахар в давно остывшем чае. Пить не хотелось, но ей нужно было хоть чем-то занять руки. Сабрина не скучала, нет. Просто то, что Маша вырисовывала на листах бумаги, она пыталась уложить в голове и прочувствовать.

Она вспоминала слова Маши о том, что иногда убийцы даже вызывают врачей для своих жертв. Потом – Судью, которая полоскала в ручье глубокую рану. Что ей делать рано утром на кладбище, как только не жечь труп чёрной собачонки? Любопытный ритуал на смерть. Любопытно, зачем Судье убивать своих же соседей.

В дверь методично стучали. На крыльцо уже дважды выходила Гала, грозила в темноту кулаком и открывала дверь, чтобы крикнуть обидное:

– Пшёл отсюда! Давай-давай! – Приняв необычайно суровый вид, она снова захлопнула дверь.

Маша оторвалась от своих бумаг и проследила за тем, как Гала идёт из прихожей в комнаты, по-генеральски чеканя шаг.

Оказалось, что стены и окна не особенно хорошо защищают от внешнего мира. Снова постучали – теперь уже в кухонное окно. Сабрина глянула мельком: в самом углу окна, среди голых малиновых прутьев виднелось жалобное лицо Комиссара. Сухие стариковские губы подрагивали от обиды.

– Ну Гала, ну пятьдесят грамм. Не могу, помираю!

Она вбежала на кухню.

– Нет у меня! – воинственно выкрикнула Гала и задёрнула штору, которой хватило ровно до половины окна.

Комиссар медленно переместился к незашторенной части.

– Знаю, что у тебя есть. На донышке осталось, наверное. Ну хоть капельку. Я огурчиком закушу.

– Даже не проси.

– Слушай, – Маша потеребила Сабрину за рукав свитера. Не обращать внимания на перепалку было сложно, и Маша жмурилась, когда особенно громко возмущалась Гала или страдальчески тянул свою песню Комиссар. – Странно. Я этого Рока вообще в переписи не найду. А Судья сказала, что тут все должны быть.

На кухне зажглась тусклая жёлтая лампочка. Гала предусмотрительно задёрнула шторы полностью, как только они заявили о желании включить на кухне свет.

«Вдруг заглянет ещё кто-нибудь», – таинственно прошептала она и смутилась от скептического взгляда Сабрины. А Маша зябко повела плечами.

– Брось, – вздохнула Сабрина, вертя в руках видавшую виды чайную ложку. – Может, он тебе неполное имя сказал. И на самом деле он Эроик какой-нибудь. Мало ли полукровки притащили нечеловеческих имён после войны.

Маша почесала ручкой в затылке, потом спохватилась, что чешет пишущим кончиком и принялась вслепую оттирать с кожи чернила.

– Да нет, я вроде бы всех отметила, кого нашла вчера и позавчера. Его здесь точно нет. Надо будет у Судьи спросить. И ещё этот Комиссар. Вот нигде точно не указано, сколько он тут живёт. Вообще многие говорят, что он пришёл в деревню лет двадцать назад. Или двадцать пять. А кто-то с пеной у рта твердит, что он тут всю жизнь живёт. Вот и как это всё понимать?

Она подняла голову: словно в ответ на её слова хлопнула входная дверь, и в прихожей послышались шаги. Потом приглушённое ворчание, и на кухню заглянула Судья.

Её пальто было насквозь мокрым, с волос капало, а на лице поселилось такое выражение, словно это Сабрина с Машей вызвали дождь, чтобы ей навредить.

– Сидите? – хмуро уточнила Судья. – Ну сидите, сидите. А там, между прочим, ещё человек умер. Вы вообще как считаете, хорошо работаете, да?

Маша вскочила так резко, что вздрогнула даже Судья. Бросив всё, чем только что занималась, в художественном беспорядке, она побежала в прихожую и принялась натягивать кроссовки.

– Где? Кто это? Врачей уже позвали?

Сабрина неторопливо подошла и привалилась к косяку. Дождевик и сапоги – надевать недолго, а лицо Судьи показалось ей очень занимательным. На нём сменилось сразу несколько выражений – от удивления и до привычной раздражённости. Она потопала по полу, будто сбивая с ботинок грязь.

– Без вас проблем по горло! Тут ещё показывай, кто, куда. Ладно. Одевайся быстро, – буркнула она, ни на кого не глядя.

Сабрина оторвалась от косяка и протянула руку за дождевиком.

Они вышли из дома и отправились влево – от кладбища, значит, в противоположную сторону. Всю дорогу Маша и Судья шагали чуть впереди, обсуждая умершую. Маша спрашивала, часто оборачиваясь на собеседницу, Судья отвечала вяло, односложно.

Сунув руки в карманы дождевика, Сабрина шла позади шагов на пять них и оглядывалась. На положенном месте бабушки с котом не нашлось, и от этого даже захотелось с облегчением вздохнуть. Впрочем, мало ли сумасшедших в глухой деревеньке.

Дом, к которому они свернули, изнутри светился таким же бледно-жёлтым маревом, как и кухня Судьи. Из-за того, что первая комната была едва ли больше грузового лифта в каком-нибудь городском доме, казалось, что она до отказа забита людьми. Не раздеваясь, Сабрина осталась у дверей – с мертвецом тут было кому разобраться и без неё.

Пахло приторно, по-больничному. Из угла слышался тихий полувой-полуплач, Сабрина глянула туда, но увидела только пёструю шторку, отделяющую от общей комнаты небольшое пространство.