Маша Регина

А произошло вот что. Маша снова записалась на прием, посол, как и в прошлый раз, встретил ее внизу, проводил наверх и там стал доверительным голосом уговаривать не раздувать никому не нужный скандал, Мария Павловна, поймите, — после того, как он пятый раз (Маша считала) произнес ее имя и отчество, она достала из сумочки «Glock» — реквизиторы волшебные люди, особенно если не задают вопросов, — и направила его на полосатый пиджак. Она, в сущности, вовсе не собиралась стрелять, ей важно было только увидеть в глазах системы что-то человеческое, что-то кратное ей как отдельному человеку, с собственными страданиями, собственными надеждами, собственным чувством справедливости, — страх, боль, ужас, раз уж не обнаруживалось вовне ни сострадания, ни понятной ей надежды, ни родственного чувства справедливости, — и когда увидела (все продолжалось не дольше полуминуты: расширившиеся зрачки, обмелевшая кожа лица, напряжение всего тела), отвела ствол в сторону и все-таки, чтобы не возникло подозрения, будто все это нелепый понт (хотя чем еще, прости господи, все это могло быть?), выстрелила, причем не целясь попала — из собственного сценария она бы вычеркнула это место, направив пулю в стену или на худой конец в окно, потому что это уж слишком в лоб — в висевший на стене портрет верховной власти, символизирующей, в России по крайней мере, тупую безличную силу, разрушившую Машину жизнь, — силу необходимости. Журналист из «Allgemeine», когда будет раскапывать эту историю, подкупит уборщицу посольства, и она расскажет ему про дырку в портрете, но он не решится вставить это в статью — все равно никто не поверит, да и безвкусно, не говоря уж о том, что впечатлительная уборщица эту дырку как пить дать выдумала.

Была охрана, был обыск, была реквизиция реквизита, и посол, прикладываясь к стакану с виски, бормотал режиссерша ебаная, лечиться надо, Маша несколько часов провела в маленькой комнатке с металлической дверью — обезьянник не обезьянник, но дверь была заперта, и в туалет пустили только после долгих уговоров и под охраной, — в конце концов Botschafter пришел к ней — я хочу, чтобы вы знали, вопрос решался в Москве, принимая во внимание ваш статус, — дело замяли, — ваши вещи вам отдадут внизу, вход в посольство вам с этого дня, само собой, запрещен. Само собой, дело замяли не столько принимая во внимание статус, сколько потому, что подобная история — нам нафиг не нужна, не поднимай бузу, ты ж знаешь, — могла бы сорвать переговоры о каких-то там на тему родительского киднеппинга соглашениях. Машин выстрел плюхнул в холодную стоячую воду, ни одна долбаная лягушка в этом болоте даже не квакнула. Маша вышла на залитую вечерним солнцем Unter den Linden, улыбающиеся люди показывали друг другу пальцами: смотри, наше посольство, моща! Маше казалось, будто пальцами тыкают в нее.