Жёсткий прищур глаз Михаила сглаживается, глубокий низкий смех разносится по кабинету.
Немного смущаюсь своим мыслям, ведь папа Лизы оказывается… привлекательный мужчина! Когда не рычит раненым медведем, распугивая всех вокруг.
Он общается со мной так, будто мы сто лет знакомы. Или словно храним общий секрет.
Меня смущает такой стиль общения, я не привыкла к такому смешливо-доверительному тону. А он не смущается ни капли!
Ржет надо мной, как конь, аж слезы из глаз выступили.
— Нужно пожаловаться на тебя в общество защиты животных, — смахнув слезы с глаз, Михаил разваливается на стуле, вытянув вперёд ноги.
— За что?
— За нарушение конституционных прав котенка.
— Знаете что?! — вскакиваю со стула, направляясь к выходу, — идите в задницу, товарищ майор.
Напряжение последних дней даёт о себе знать и я, подначиваемая майором, вспыхиваю, словно спичка.
Когда я дохожу до двери и дёргаю за ручку, до меня доносится тихий голос Михаила.
— Без разрешения тебя не выпустят.
Оборачиваюсь и замечаю, что майор встал из-за стола, облокотившись на столешницу пятой точкой, в руке держит серый лист бумаги формата А5.
Тяжко вздыхаю и, понурив голову, подхожу к майору с намерением забрать листок, но он поднимает бумагу над своей головой дразня, как в детском саду, а другой рукой обхватывает меня за талию, крепко вжимая в свой твердый торс.
— Что вы себе позволяете! — задыхаюсь от возмущения. В нос ударяет запах морского бриза и хвои.
— А на что это похоже? — выдыхает в мои губы.
Он так близко. Зрачки карих глаз потемнели, смотрит на меня выжидательно.
Облизав губы, выдыхаю:
— Отдайте пропуск.
— А что мне за это будет?
Рука, лежащая на моей спине, опаляет жаром. Я задыхаюсь, словно рыба выброшенная на песок
— Михаил, — шепчу я.
— Что, Машуль? Что? — губы Михаила накрывают мои, под колени бьёт слабость. Сердце пропускает удар, а затем бьётся в ускоренном темпе, тараня грудную клетку. В ушах набатом бьёт пульс. От удивления и шока замираю. Чувствую только вкус горячих и нежных губ на своих губах.
Скольжу ладонями по его крепкому торсу вверх, ловлю приглушённый стон в губы. Руками вцепляюсь в плечи Михаила.
— Совсем мне голову вскружила. И день и ночь думаю о тебе, — хрипло шепчет Михаил, не переставая целовать.
— Что вы делаете? — отстраняюсь и вглядываюсь в лицо майора. В нем ни тени сомнения о своих действиях.
— Целую.
— Зачем? — тупой вопрос. Но в моей голове тараканы забили тревогу и разбежались в разные стороны, не выдавая ни одной умной мысли.
— Нравишься ты мне, Машуль.
А пахнет так… Мужской запах смешанный с ароматом хвои и бриза. Упоительно сочетание. И так ему подходит. И ведёт меня от этого, как в тот раз в ресторане. Отстраняюсь от Михаила и вглядываюсь в лицо. Глаза смеются, в них плещется нежность.
— Да вы! Да вы!
— Что радость моя? — снова впивается в мои губы.
От неожиданности происходящего закрываю глаза. Прикосновения губ Михаила нежные, но настойчивые. Пытаюсь дернуться, чтобы отстраниться, но он надежно фиксирует меня рукой за затылок, не давая вырваться. От шока не могу пошевелиться.
Борода щекочет подбородок.
Властные движения крепких рук по спине будоражат, горячат кровь. Голова кружится от нахлынувших ощущений. Что со мной происходит?
Приоткрываю губы, отвечая на поцелуй. Язык Михаила тут же врывается в рот, сплетается с моим, ласкает небо, порабощает, лишает воли. Движения рук по спине становятся крепче, настойчивей.
По телу растекается тепло, я тону в этих ощущениях. В голову пробивается воспоминание мелодии саксофона, и я вздрагиваю всем телом.
Дежавю.
Замираю.
И вырываюсь из крепких объятий.
— Вы… вы… — захлебываюсь воздухом от удивления.
— Я, — Михаил сложив руки на груди, приседает на столешницу. — Михаил Медведев, майор полиции. И ты вчера была на свидании со мной, если ты не догадалась.
— Вы обманули меня! — наконец обретаю голос и кричу так, что мой голос эхом отскакивает от стен кабинета.
— Я тебя не обманывал. Я предложил встретиться в том ресторане, чтобы не смущать тебя, — говорит спокойным тоном, смотрит выжидательно, чуть склонив голову влево.
— Вы знали, что это я!
— Догадывался.
— И когда вы уверились в этом?
— Когда ты приняла цветы.
— Как вы могли! Вы же… вы… — словарный запас снова покидает мой обессиленный мозг, я пячусь назад к двери.
— Маш, не сбегай, давай поговорим, — Михаил отталкивается от стола и направляется ко мне.
— Не подходите! — выставляю руки вперёд, останавливая его. Он лишь тяжело вздыхает, оборачивается к столу, берет серый лист и протягивает мне. — Пропуск возьми, — устало выдыхает, глядя в пол.
Делаю два шага вперёд, выхватываю бумагу из его рук и трусливо сбегаю, громко захлопывая за собой дверь.
27. Михаил
Бабы — дуры!
Раздраженно бросаю тяжелую папку с бумагами по делу о клофелинщице на стол. Она проскользив по поверхности стола, тормозит, упираясь углом в подставку монитора.
Ну что я сделал не так? Все же хорошо было!