Вернувшись в гостиную через минуту застаю Михаила в той же небрежной позе на диване. Прислонившись спиной к спинке дивана и широко расставив колени, одной рукой чешет животик развалившегося рядом котенка.
— Это он? Жертва мальчишек? — Михаил нежно так чешет кота, а я залипаю.
Образ брутального бородатого майора полиции, который двадцать минут назад превратил лицо моего бывшего в фарш, никак не вяжется с мужчиной, ласково играющим с маленьким котенком. Этот диссонанс вызывает тянущее ощущение внизу живота. Встряхиваю головой, чтоб убрать ненужные мысли.
— Да, мне его покормить нужно.
— Кормить Пельменя пельменями. Ты из приличного кота делаешь каннибалиста.
— Никого я из него не делаю. Он животное, представитель рода кошачьих. Я кормлю его едой. — Поражаюсь строгости своего голоса. Во мне не во время просыпается учитель. "Женщиной нужно быть в первую очередь, — звенят в голове слова подруги. — Нежной и ласковой. А ты всех поучаешь. Мужчины этого не любят."
Пельмеш радостно подставляет майору то другой бочок, то пузико. Эта картина настолько умилительна, что я не сразу понимаю смысл сказанных Михаилом слов:
— Ты его еще любишь?
— Кого? — холодок бежит между лопатками. Играю в дурочку, но понимаю кого Михаил имеет в виду.
— Твоего бывшего, — майор отвлекается от созерцания довольного котенка и режет меня холодной сталью своего взгляда.
Что я там про холодок между лопатками говорила?
Это теперь такие мелочи. Потому что от впивающегося в меня его холодного взгляда карих глаз, словно бросают с Титаника в Атлантический океан глубокой ночью.
— Нет, — восклицаю я и замолкаю на миг, осознавая, что говорю чистую правду. То, что я как мантру повторяла каждый день, пытаясь убедить свое глупое сердце, теперь оказалось правдой. В груди больше не щемит тупая боль, на душе штиль.
Михаил сканирует холодным взглядом карих глаз, и я понимаю, что он удивлен не меньше меня. Глубоко вздыхает и отворачивается к котенку.
— Почему ты не хочешь себя обезопасить? Ему ведь срок дадут.
— Повторяю, — делаю глубокий вдох, чтобы успокоить колотящееся сердце, — у него девушка беременная. Ей нельзя волноваться.
— И что?
— Как что? Ты понимаешь, как это больно — потерять ребенка? — возмущение захлестывает меня, хватаю ртом воздух, стараясь успокоиться, но у меня плохо выходит. — Никому такого не пожелаю, — добавляю тихим шепотом.
Михаил отрывается от своего занятия — чесания пузика моему котенку, и в меня целятся взгляды двух мужчин — недоуменный Пельмяша и глубокий вдумчивый Михаила.
— Маш, почему ты убежала? — меняет тему майор.
— Миш, — присаживаясь рядом на диван, беру его руку в свои. Вожу большим пальцем по тыльной стороне ладони и пытаюсь собраться с мыслями, чтобы объяснить ему. Настал тот серьезный момент, когда придется объясниться. — Нам не стоит больше встречаться.
— Почему? — голос Михаила спокоен, но жилка, бьющаяся на шее выдает его волнение.
— Потому что неправильно это все! — восклицаю я, убирая руки от него и вскакивая с дивана.
— Что неправильно, Маш, — тихий шепот раздается над ухом, когда Михаил оказывается позади и сильными руками опоясывает меня. И от этого тихого "Маш" по позвоночнику мурашки бегут вниз. Так интимно он произносит мое имя.
— Ты папа моей ученицы. Что люди подумают?
— Какие люди, Маш? Твой бывший?
— Да плевать на Вадима!
— Тогда в чем дело?
— Я пока не готова к новым отношениям. Слишком мало времени после развода прошло. Я пока не готова.
— Ясно. Хорошо, — тихий спокойный тон означает капитуляцию в этом споре. Я должна радоваться, тогда почему мне так плохо?
— Миш, спасибо тебе за то, что спас меня, — с сожалением вырываюсь из его объятий.
— Спасибо в карман не положишь, — весело ухмыляется Михаил, однако за маской веселости я вижу, что он огорчен. — За это ты мне должна… — стучит указательным пальцем по своей щеке.
— Ты же не из тех мелочных мужчин… — напоминаю ему переписку.
— Я всё-таки герой, спас тебя, — напоминает майор.
— Ох, ладно. — Кладу руки ему на плечи для устойчивости, ведь для того, чтобы дотянуться до его щеки мне нужно встать на цыпочки. Но когда мои губы приближаются к коже его щеки, Михаил поворачивает голову, хватает меня за затылок и прикасается своими губами к моим. От удивления и шока замираю, и чувствую, что губы у него мягкие. С привкусом мятной жвачки. Дернуться в сторону не позволяет его рука на затылке, которая фиксирует крепко и надежно. Поцелуй, точнее сладкий чмок, длится не более двух секунд, после чего Михаил с довольным видом меня отпускает. Чувствую, как мои щеки загораются ярким румянцем. Стыдоба-то какая! Можно подумать, я ни разу не целовалась.
Это даже не поцелуй был. Так легкий чмок. Но почему сердце пытается выпорхнуть из груди испуганной птичкой?
— Я подожду, Маш, — отрываясь от моих губ шепчет Михаил.
— Не нужно, Миш.
— Тебе было хорошо со мной. Когда прекратишь бегать от меня, я буду твоим. Я сделаю тебя счастливой, Маш.
Резко отпускает меня и прижимает свои руки к моим плечам, помогая прийти в устойчивость. Затем отворачивается и размашистым шагом выходит из квартиры, крикнув напоследок: