Машенька из Мышеловки

— Свежая отметина. Уже в самом конце операции получил, когда фронт переходили. Правда, в бою в коридоре школы тоже был ранен, да Машенька, спасибо ей, тут же повязку наложила. Случилось, что в самую горячку меня какой-то фашистский босяк ножом в спину ткнул. Может, вторым ударом и свалил бы, но Машенька из автомата его срезала… — Сабодах пытается приподнять руку и кривится от боли. — Счастье, что в лопатку попал. Иначе бы, пожалуй, насквозь продырявил. Ну, это пустяки… А прорвались мы через линию фронта с боем. Взвод фашистов полностью уничтожили и четырех пленных привели. Этот удар с тыла был для них настолько неожиданным, что нам почти не оказали сопротивления. За время операции у нас четверо убитых и трое раненых. Себя я к этому числу не отношу — у меня ерунда, царапины. Зато фашисты в одной только школе потеряли полсотни убитыми, да в автоколонне десятка три, да еще при нашем отходе не менее десятка. К этому нужно прибавить взвод, потерянный ими на передовой. Тут арифметика в нашу пользу!

В блиндаж вбежал начальник штаба Борисов; таким взволнованным и радостным я видел его впервые.

— Где этот славный молодец, товарищ Сабодах, которого пуля боится и штык не берет?! — закричал он и крепко обнял старшего лейтенанта за плечи. — Да, товарищ Сабодах, друг мой сердечный, это, скажу вам, была настоящая операция! Только что наши радисты перехватили донесение противника из села Гутрова своему штабу. Они сообщают, что в Гутрове почти полностью уничтожен весь гарнизон. Противник потерял до двухсот человек офицеров и солдат, и только в школе — сорок офицеров, которые направлялись на передовую…

Сабодах улыбнулся:

— Ну, им виднее. Теперь у них есть время подсчеты вести. А мне сгоряча казалось, будто мы уложили их до сотни. Тут я и тех учитывал, что на передовой.

Борисов потирал руки и смеялся:

— А какого офицера вы привели! Штабника… Сейчас он проклинает день, когда родился. Но в кармане у него, между прочим, письмо оказалось. Пишет он какой-то своей Гретхен, что обязательно дойдет до Урала и что пленных не будет брать.

Сабодах стиснул зубы, карие глаза его потемнели:

— Знал бы я, что это такая шкура…

Борисов легонько прикоснулся к его плечу:

— Вот и хорошо, что не знал. Сейчас этот вояка подробные показания дает, все начистоту выкладывает, и опять-таки «на Урал» просится! Клянется, что будет хорошо работать где-нибудь на нашем заводе, словно затем и притопал сюда, чтобы поскорее попасть к станку.

Я спросил у Сабодаха, кто из бойцов отряда особенно отличился в рейде. Он с минуту напряженно думал, а потом сказал решительно:

— Все…

— Но среди отважных, — заметил Борисов, — есть самые отважные.

— Если кого и следует назвать, — твердо заключил Сабодах, — так первой Машеньку из Мышеловки.

— Вы словно бы сговорились с Денисенко, — усмехнулся Борисов. — Он тоже о Машеньке твердит…

— Денисенко? — удивился Сабодах, и глаза его повеселели. — Значит, он прибыл?.. В таком случае вношу поправку: наши потери не четверо убитых, а трое. Денисенко после похода я еще не видел. Как он добрался? Не ранен? Очень хорошо! Три тонны бензина доставил? Ну здорово! А если и он о Машеньке говорит, верное слово — прав Денисенко. И что за девушка! Где вы ее, товарищ полковник, разыскали? Ни тени страха… Под градом пуль она вынесла с поля боя раненого сержанта Бугрова. Потом оказала помощь еще двум раненым, а когда к ней кинулся фашист офицер, уложила его из пистолета… Извините, товарищи комбриг и начальник штаба, сколько живу я на свете, право, не видывал таких отважных девчат! Она все время была в бою и в самом центре схватки. Как она швыряет гранаты! И особенно запомнилась мне минута, когда мы в класс из коридора ворвались. Какой-то верзила выбил у Машеньки из рук автомат. Что же вы думаете: растерялась? Нисколько! Бросилась на пол, немецкий автомат подхватила и давай оставшихся фашистов добивать.

— Я только что беседовал с Машенькой из Мышеловки, — сказал Борисов. — Сейчас она бойцам десантные куртки чинит. Веселая, но о себе ничего не рассказывает. «Я, говорит, сражалась, как и все…»

Сабодах наклонил голову, чуть приметно улыбнулся.

— И не расскажет. Что себя на первый план выставлять? Но я отрядом командовал и все видел. Кроме Машеньки, особенно отличились в бою сержант Федор Бугров и рядовой Иван Буланов. Как только мы с фашистами в школе покончили, — сразу к автоколонне… Тут уже обстановка сложнее оказалась. Машины стояли вплотную одна к другой, и, когда две первые загорелись, выкатить какую-нибудь машину из колонны стало невозможно. Фашисты, те, что на машинах спали, успели, конечно, проснуться. Начался бой… Где наши, где враг — в суматохе не разберешь. Я подал команду: «Жги машины!..»

Наши ребята и давай по бочкам из автоматов строчить. Бугров к середине колонны прорвался. Тут его группа фашистов окружила. Заметил это Буланов и на выручку сержанту бросился. Всю группу они уничтожили, только Бугров был ранен. Буланов его в сторонку отнес, кликнул Машеньку и тут же в бой вернулся.

Сабодах привстал с табурета, широко развел руки: