Машенька. Подвиг

Прогулки. До водопада, до Сен-Клера, до пещеры, где некогда жил отшельник. И обратно. Сентябрь был жаркий, погожий. Утром, бывало, моросит, а уже к полудню весь мир нежно вспыхивает на солнце, блестят стволы деревьев, горят синие лужи на дороге, и горы, разогревшись, освобождаются от туманного облачения. Впереди – Софья Дмитриевна и Валентина Львовна, сзади – Грузинов и Мартын. Грузинов шагал с удовольствием, крепко опираясь на самодельную трость, и не любил, когда останавливались, чтобы поглазеть на вид: он говорил, что это портит ритм прогулки. Раз с какой-то фермы метнулась овчарка и стала посреди дороги, урча. Валентина Львовна сказала: «Ой, я боюсь», – зашла за спину мужа, а Мартын взял палку из руки матери, которая, обращаясь к собаке, издавала тот звук, каким у нас подгоняют лошадей. Один Грузинов поступил правильно: он сделал вид, что поднимает с земли камень, и собака сразу отскочила. Пустяки, конечно, – но Мартын любил такие пустяки. В другой раз, видя, что Мартыну трудно идти без трости по очень крутой тропинке, Грузинов извлек из кармана финский нож, выбрал деревцо и, молча, очень точными ударами ножа, смастерил ему палку, гладкую, белую, еще живую, еще свежую на ощупь. Тоже пустяк, – но эта палка почему-то пахла Россией. Софья Дмитриевна находила Грузинова милейшим и как-то за завтраком сказала мужу, что он непременно должен поближе с ним познакомиться, что о нем уже сложились легенды. «Не спорю, не спорю, – ответил дядя Генрих, поливая салат уксусом, – но ведь это авантюрист, человек не совсем нашего общества, впрочем, если хочешь, зови». Мартын пожалел, что не услышит, как Юрий Тимофеевич разговорится с дядей Генрихом, – о деспотизме машин, о вещественности нашего века. После завтрака Мартын последовал за дядей в кабинет и сказал: «Я во вторник еду в Берлин. Мне нужно с тобой поговорить». – «Куда тебя несет? – недовольно спросил дядя Генрих и добавил, тараща глаза и качая головой: – Твоя мать будет крайне огорчена, – сам знаешь». – «Я обязан поехать, – продолжал Мартын. – У меня есть дело». – «Амурное?» – полюбопытствовал дядя Генрих. Мартын без улыбки покачал головой. «Так что же?» – пробормотал дядя Генрих и поглядел на кончик зубочистки, которой он уже некоторое время производил раскопки. «Это о деньгах, – довольно твердо сказал Мартын, – я хочу попросить тебя дать мне в долг. Ты знаешь, что я летом хорошо зарабатываю. Я тебе летом отдам». – «Сколько?» – спросил дядя Генрих, и лицо его приняло довольное выражение, глаза подернулись влагой, – он чрезвычайно любил показывать Мартыну свою щедрость. «Пятьсот франков». Дядя Генрих поднял брови. «Это, значит, карточный долг, так, что ли?» – «Если ты не хочешь…» – начал Мартын, с ненавистью глядя, как дядя обсасывает зубочистку. Тот сразу испугался. «У меня есть правило, – проговорил он примирительно, – никогда не следует требовать от молодого человека откровенности. Я сам был молод и знаю, как иногда молодой человек бывает опрометчив, это только естественно. Но следует избегать азартных… ах, постой же, постой, куда ты, – я же тебе дам, я дам, – мне не жалко, – а насчет того, чтобы вернуть…» – «Значит, ровно пятьсот, – сказал Мартын, – и я уезжаю во вторник».

Дверь приоткрылась. «Мне можно? – спросила Софья Дмитриевна тонким голосом. – Какие у вас тут секреты? – немного жеманно продолжала она, беспокойно перебегая глазами с сына на мужа. – Мне разве нельзя знать?» – «Да нет, все о том же – о братьях Пти», – ответил Мартын. «А он, между прочим, во вторник отбывает», – произнес дядя Генрих и сунул зубочистку в жилетный карман. «Как, уже?» – протянула Софья Дмитриевна. «Да, уже, уже, уже, уже», – с несвойственным ему раздражением сказал сын и вышел из комнаты. «Он без дела свихнется», – заметил дядя Генрих, комментируя грохот двери.

XLIII

Когда Мартын вошел в надоевший сад гостиницы, он увидел Юрия Тимофеевича, стоящего у теннисной площадки, на которой шла довольно живая игра между двумя юношами. «Смотрите – козлами скачут, – сказал Грузинов, – а вот у нас был кузнец, вот он действительно здорово жарил в лапту, – за каланчу лупнет или за речку – очень просто. Пустить бы его сюда, как бы он разбил этих молодчиков». – «В теннисе другие правила», – заметил Мартын. «Он бы им без всяких правил наклал», – спокойно возразил Грузинов. Последовало молчание. Хлопали мячи. Мартын прищурился. «У блондина довольно классный драйв». – «Комик», – сказал Грузинов и потрепал его по плечу. Меж тем подошла Валентина Львовна, плавно покачивая бедрами, а потом завидела двух знакомых барышень-англичанок и поплыла к ним, осторожно улыбаясь. «Юрий Тимофеич, – сказал Мартын, – у меня к вам разговор. Это важно и секретно». – «Сделайте одолжение. Я – гроб-могила». Мартын нерешительно огляделся. «Я не знаю…» – начал он. «Дык пойдемте ко мне», – предложил Грузинов.