Машенька. Подвиг

«А если я другого люблю?» – спросила Соня с нежданной живостью, когда они снова побрели по улице. «Это ужасно», – сказал Мартын и почувствовал, что было какое-то мгновение, когда он мог Соню удержать, – а теперь она опять выскользнула. «Убери руку, мне неудобно идти, что за манера, как воскресный приказчик», – вдруг проговорила она, и последняя надежда, блаженно-теплое ощущение ее голого предплечья под его рукой, – исчезло тоже. «У него есть по крайней мере талант, – сказала она, – а ты – ничто, просто путешествующий барчук». – «У кого – у него?» Она ничего не ответила и молчала до самого дома; но на прощание поцеловала еще раз, закинув ему за шею обнаженную руку, и, с серьезным лицом, потупясь, заперла снутри дверь, и он проследил сквозь дверное стекло, как она поднялась по лестнице, поглаживая балюстраду, – и вот – исчезла за поворотом, и вот – потух свет.

«С Дарвином, вероятно, было то же самое», – подумал Мартын, и ему страшно захотелось его повидать, – но Дарвин был далеко, в Америке, посланный туда лондонской газетой. И на другой день простыл след этого вечера, точно его не было вовсе, и Соня уехала с друзьями за город, на Павлиний остров, там был пикник и купание, Мартын об этом даже не знал, – и когда вечером подходил к ее дому, неся под мышкой большую плюшевую собаку с малиновым бантом, купленную за пять минут до закрытия магазина, то встретил на улице всю возвращавшуюся компанию, и у Сони на плечах был пиджак Каллистратова, и какая-то вспыхивала между ней и Каллистратовым шутка, смысл которой никто Мартыну не потрудился открыть.