Машина Апокалипсиса

Я не ошибся. Миг спустя над залом пронесся рев восторга – так эльфы встретили свою героиню. Шагирра, облаченная во что-то зелено-сверкающе-обтягивающее вышла к авансцене кошачьей пружинящей походкой, протянула к залу руки и крикнула:

– Ayle harc, me ferien a surne, Shieen a`piel ! Amier tuen allarda!

Ее звонкий чуть хрипловатый голос прозвучал громом над амфитеатром и отразился вибрирующим эхом от стен. Я понял, что она сказала – это было объяснение в любви ее братьям и сестрам, народу эльфов. И еще понял, для чего нужны прозрачные кристаллы. Эти магические устройства невероятным образом усиливали звук.

Шагирра развела руки, звеня браслетами, и запела. Одна, а капелло. Ее хрипловатое контральто наполнило все пространство, вибрируя, проникая в душу, заставляя сердце сжиматься. Это была не песня – это был крик души, полный накопившейся невыносимой боли и веры;

Ad`en a me, Een Ferie o`El,
A varn de san ar Aendr-Toel,
Au mette nu Bloen las parc a Patr,
Rewette a qwenn ah maeladr,
Feyon a N`Mar aer tu Varc,
A tu Ordall yeh terne Tarc.
Ad`en a me, Een Ferie o`El,
A varn de san ar Aendr-Toel!
Ad`en a me, Een Sur o`El,
A varn de san ar Aendr-Toel,
Vien llar a Darse borsteal,
Daen a wart nien Mergeal,
Woen Myrtynn fas teraladr
Au dannd nu Shen las gloen a Patr.
Ad`en a me, Een Sur o`El,
A varn de san ar Aendr-Toel!

Постепенно в пение Шагирры вплетался звук гитары – чистый, звенящий, обволакивающий и при этом жестко-ритмичный. Что-то совершенно кельтское, построенное на квартовых интервалах, будто рожденное из дыхания дремучих лесов, ажурного полога клубящихся туманов и звона водяных струй. И я понимал каждое слово таинственной песни, которую пела эта маленькая хрупкая девушка с огромными карими глазами и гривой пшенично-золотых волос:

Брат эльф, пусть будет ясной цель –
Иди путем в Аэндр-Тоэль.
Наш путь слезами был омыт,
И кровью предков был полит,
Но нас зовут их голоса,
Звеня, как чистая роса.
Брат эльф, пусть будет ясной цель –
Иди путем в Аэндр-Тоэль!
Сестра, пусть будет ясной цель –
Иди путем в Аэндр –Тоэль.
Забудь отчаяние и страх,
Пусть яркий свет горит в глазах,
Воспрянет духом мой народ,
И роза Дарса зацветет.
Сестра, пусть будет ясной цель –
Иди путем в Аэндр-Тоэль.

Поразительно, но вокруг меня больше не было амфитеатра. Я видел образы, созданные могущественной эльфийской магией. Мрачные картины эпохи Меча и Пламени, Изгнания и Безысходности. Марширующие по дорогам войска – тысячи безжалостных воинов, которых послали покончить с эльфийскими королевствами. Погибающие в пламени лесных пожаров вековые деревья. Превращенные в тлеющие гари священные рощи, засыпанные песком и камнями лесные источники. Хохочущих солдат в латах, волокущих за волосы избитых полураздетых эльфиек. Брошенные на дорогах трупики младенцев, расклеванные воронами и обглоданные волками и лисицами. Умирающих эльфов, прибитых железными гвоздями к столбам на потеху черни. Разрушенные, сожженные, чадящие смрадными пожарищами города и селения. И со всех сторон на меня смотрели глаза – огромные, миндалевидные эльфийские глаза. Зеленые, синие, черные, карие. Смотрели с болью, с упреком, с невыразимой тоской – и надеждой. Я не мог выдержать их взгляды, отводил глаза, но тщетно. Эльфийское колдовство было сильнее меня.

Медленная торжественная вещь прервалась дробным соло барабанов, а потом пошел такой реальный риверданс с двумя солирующими скрипками и флейтой, что я чуть не умер от кайфа. Если бы гениальный Иан Андерссон из «Jethro Tull» услышал то, что в тот вечер услышал я, он бы с горя пропил свою флейту в ближайшем пабе и на всю жизнь зарекся выходить на сцену. А эльфийское колдовство продолжало действовать, и теперь я в каком-то трансе наблюдал, как самозабвенно танцует на сцене Шагирра, окруженная пляшущими тенями и языками пламени, а над амфитеатром в темное ночное небо поднимается сияющая ослепительно-белая звезда, окруженная сияющим ореолом.