Уайлдер, замерший на краю лифтовой площадки, вдруг подумал, что хорошо бы не спускаться вниз. Огни неожиданно стали людьми, а не словами, которыми, как бы огромны они ни были, можно было с непринужденным изяществом играть в уме.
Он вздохнул. Слишком уж тяжело бремя людей. Слишком уж далеко до звезд.
— Капитан… — произнес кто-то за его спиной.
Он шагнул вперед. Лифт тронулся. Под негромкий скрип они спускались к самой настоящей почве, по которой ходили самые настоящие люди, ожидавшие от него решения.
В полночь почтовый приемник зажужжал и выплюнул патрон с посланием. Уайлдер, сидевший за столом, загроможденным магнитными лентами и перфокартами, долго не прикасался к нему. Когда же он наконец извлек послание, то, пробежав его глазами, скомкал листок, но потом развернул и перечитал:
На следующей неделе завершится заполнение каналов. Приглашаю вас на прогулку на яхте. Избранные гости. Четырехдневное путешествие в поисках затерянного города. Заранее признателен за участие.
Уайлдер, моргая, посмотрел на записку и тихонько рассмеялся. Потом опять скомкал было листок, но не выбросил его, а поднял телефонную трубку и сказал:
— Телеграмма И. В. Ааронсону, Марс-сити I. Ответ положительный. Без разумных оснований, но все же… положительный.
И положил трубку. А потом долго сидел и смотрел в ночь, поглотившую все шепчущие, тикающие и двигающиеся машины.
Сухой канал ждал.
Он ждал уже двадцать тысяч лет, но не видел ничего, кроме пыли, текущей по нему призрачными приливами и отливами.
Но совсем скоро он зажурчит.
И это журчание перейдет в плеск бьющейся о набережные воды.
Как будто могучий механический кулак обрушился на скалу где-то вдали, сотряс воздух, и раздался крик: «Чудо!» — по каналам гордо покатилась высокая стена воды, заполнила все давно забывшие о ней закоулки канала и двинулась в сторону древних иссохших до праха пустынь, удивительных старинных верфей, подняла скелеты кораблей, заброшенных за тридцать тысяч лет до того, как вода полностью улетучилась.
Прилив завернул за поворот и поднял кораблик, свежий, как само утро, с блестящими новенькими серебряными винтами и медными трубами и сшитым на Земле новым ярким флагом. Борт причаленного к берегу канала кораблика украшала надпись «Ааронсон I».
На палубе кораблика улыбался человек с тем же именем. Мистер Ааронсон сидел и прислушивался к воде, оживавшей под днищем корабля.
Сквозь плеск воды прорезался звук приближавшейся машины на воздушной подушке, приближавшегося мотоцикла, а в воздухе, как будто повинуясь волшебному расписанию, притянутые блеском течения на старом канале, как оводы, появилось несколько приближавшихся людских фигур, которые вынырнули из-за холмов на реактивных ранцах и повисли в небе, как будто не веря в этот многолюдный сбор, устроенный одним богачом.
Богач с хмурой улыбкой окликал своих новоявленных детишек, приглашал их укрыться от зноя у него в гостях и отведать его еды и питья.
— Капитан Уайлдер! Мистер Паркхилл! Мистер Бомон!
Уайлдер посадил свой «подушечник».
Сэм Паркхилл покинул мотоцикл, потому что увидел яхту и влюбился в нее с первого взгляда.
— Мой Бог! — воскликнул Бомон, актер, составлявший часть небесного фриза, на котором, как яркие пчелы на ветру, танцевали несколько человек. — Я плохо рассчитал время и прибыл слишком рано. Зрителей совсем нет!
— Я сам буду рукоплескать вам! — крикнул старик, подкрепил слова делом и тут же добавил: — Мистер Эйкенс!
— Эйкенс? — повторил Паркхилл. — Охотник на крупную дичь?
— Он самый!
И Эйкенс спикировал к ним, как будто желал сграбастать их проворными когтями. Он походил на коршуна. Он был закален и заострен, как бритва, той стремительной жизнью, которую вел. И острие этой бритвы сейчас рушилось на людей, которые ничем перед ним не провинились. За мгновение до, казалось бы, неминуемой катастрофы охотник завис в воздухе и, под мягкое верещание реактивного двигателя, легко коснулся мраморного причала. Его тонкую талию охватывал патронташ. Карманы пузырились, как у мальчишки из кондитерской лавки, как будто он набил их сластями-пулями и деликатесами-гранатами. В руках он, словно малолетний хулиган, сжимал ружье, похожее на молнию, вырвавшуюся прямо из руки Зевса, однако на нем имелось клеймо «Сделано в США». На обожженном до африканской черноты, изрезанном морщинами лице выделялась белая фарфоровая улыбка. Глаза же, по удивительному контрасту с дубленой складчатой кожей, были подобны синевато-зеленым, с мятным оттенком кристаллам. Он совершенно неощутимо коснулся земли.
— Лев рыщет по земле иудейской! — заорал кто-то в небесах. — Теперь узрите агнцев, гонимых на закланье!
— Гарри, замолчи, ради бога, — послышался женский голос.
И еще два воздушных змея приблизились, неся по ветру свои трепещущие души, обретя жуткую человекоподобность.
Богач просиял.
— Гарри Харпвелл!