Машина и винтики. История формирования советского человека

Цензорская деятельность министра пропаганды Геббельса известна почти так же хорошо, как — сегодня — деятельность польских цензоров. Техника обработки информации и слова — идентична. То же самое отношение к слову, как носителю магической силы. Геббельс запрещает употреблять слово «пропаганда» в отрицательном смысле, например: вражеская пропаганда. Летом 1942 г. он запрещает использовать в пропаганде слова: «убийство» и «саботаж», чтобы не возбуждать недобрых мыслей. В феврале 1944 г., когда немецкие потери на Восточном фронте неимоверно возросли, он запрещает употребление выражения «пушечное мясо», когда речь идет о враге, чтобы не вызывать ассоциаций. Заменяя слова, Геббельс старается заменить реальность — реальностью становилось то, что говорил Геббельс. История гитлеровской Германии убедительнейшее свидетельство могущества Слова и техники его манипулирования. Население страны, окруженной со всех сторон могущественными врагами, ежедневно убеждаемое реальностью авиационных бомб, артиллерийских снарядов, победоносным маршем вражеских армий, продолжало до последней минуты верить в реальность геббельсовской пропаганды. Виктор Клемперер свидетельствует, что в апреле 1945 г., в окруженном Берлине, немцы ожидали, что 20 апреля, в день рождения фюрера произойдет чудо и враги исчезнут, как туман под солнцем. Это чудо — веру в Гитлера, в реальность, созданную его Словом — американский историк Херштейн называет «войной, которую Гитлер выиграл».

Воздействие Слова, советского языка продолжается семь десятилетий. Польша находится в «магическом кругу» советского языка четыре десятилетия. Она располагает в течение всего этого времени другим языком, языком церкви, который служит точкой отсчета, сравнением. И тем не менее, ее пример свидетельствует о том, что даже в наиболее благоприятных условиях тотальная власть над языком позволяет оказывать могучее воздействие, как на язык, так и прежде всего на сознание людей. В 1979 г. варшавское неофициальное издательство опубликовало материалы коллоквиума, организованного неофициальным «Обществом научных курсов», на тему «Язык пропаганды». В докладе социолога Стефана Амстердамского, в выступлениях лингвистов, историков, писателей (их имена не названы) анализировалось явление, которое я называю «советским языком», а поляки назвали «новомова», переведя термин Орвелла Newspeak. «Новомова» — советский язык со всеми его особенностями, только звучащий по-польски. Амстердамский выделяет четыре основных признака новомовы. Первый признак — важнейший: навязывание слову явного знака ценности. Знак ценности не имеет права вызывать сомнения, значение подчинено оценке. То, что обычно выявляется в речи, в новомове определяется на уровне слова. Первый признак новомовы — это однослойный язык. Второй признак — особый синтез прагматических и ритуальных элементов. Прагматичность — связана с функцией пропаганды, с необходимостью учитывать обстоятельства и аудиторию. Ритуальность связана с обязательностью в определенных ситуациях говорить так и только так. Ритуальность принципиально ограничивает прагматичность. Третий признак — магичность новомовы, т. е. представление желаемого, как если бы оно было реальностью. Употребление слова рождает реальность, неупотребление слова обрекает предмет — вещь, человека, факт, на исчезновение. Четвертый признак: слово появляется или исчезает по воле высшей инстанции.

Участники варшавского коллоквиума привели примеры техники новомовы, техники обработки слова. Для поляков, например, слово «силы» во множественном числе — без прилагательного — может означать только силы зла: антисоциалистические, антисоветские, антипольские, с прилагательным это слово имеет всегда положительный оттенок: силы социализма, силы прогресса. В единственном числе слово «настроение» нейтрально, относится к человеку, во множественном числе — «настроения» — всегда имеет отрицательный оттенок: антисоветские, антисоциалистические настроения. Выражение «вода на мельницу» — по законам языка могло бы значить и «вода на мою мельницу», в польской новомове всегда значит: «вода на мельницу врага». Слово «чужой» в польской новомове означает не вообще чужеземца, но — немца и еврея, ни в коем случае, например, не советского человека, болгарина, даже не немца из ГДР.

Варшавский коллоквиум о языке пропаганды и новомове свидетельствует о том, что «языковое строительство», о котором писал в 1923 г. Григорий Винокур, добилось больших успехов — даже в Польше. Причем, польская новомова, строившаяся по советской модели, приобрела все качества нового языка, которые полвека назад выявил русский лингвист. Историки «Солидарности» отмечали — будут подчеркивать — важнейшую роль в рождении самоуправляемого профсоюзного движения свободной, бесцензурной печати. Многочисленные подпольные книги, газеты, журналы, выходившие в 1976—80 гг. разрывали магический круг новомовы, советского языка.