Машина и винтики. История формирования советского человека

Марксизм явился в Россию в конце девятнадцатого века на подготовленную почву. Ленин, наиболее полно воплощавший радикализм русской интеллигенции, верил в науку и в революцию еще до того, как он стал марксистом. Официальные биографы Ленина и ленинизма тщательно обработали генеалогию вождя партии и революции, оставив только «благородных» предков, прежде всего Чернышевского. В огромной роли, сыгранной Чернышевским, романом «Что делать?» в формировании Ленина нет сомнений. Ленин говорил: «Он меня всего глубоко перепахал». Но не менее велико было и влияние на него революционеров, имена которых с середины 30-х годов были выведены из пантеона предков Октября, в первую очередь Ткачева и Нечаева.

В произведениях Ленина нет прямых упоминаний о вождях русской молодежи второй половины 60-х годов. Но первые историки большевизма не стеснялись говорить о предшественниках. «В пророческом предвидении Ткачева на нас глядит большевизм…», — писал М. Покровский. Близкий друг и сотрудник Ленина, Бонч-Бруевич, вспоминая, что Чернышевский был особенно близок Владимиру Ильичу, добавлял: «Вслед за Чернышевским Владимир Ильич придавал очень большое значение Ткачеву, которого он предлагал всем и каждому читать и изучать». Нет сомнения, что стратегический план Ткачева был использован вождем Октября: «… Революционное меньшинство, освободив народ из-под ига гнетущего его страха и ужаса перед властью предержащей, открывает ему возможность проявить свою разрушительную силу, искусно направляя ее к уничтожению врагов революции, оно разрушает охраняющие их твердыни и лишает их всяких средств к сопротивлению и противодействию. Затем, пользуясь своей силой и своим авторитетом, оно вводит новые прогрессивно коммунистические элементы в условиях народной жизни». Никто лучше не сформулировал программу, осуществленную Лениным после революции.

Сергей Нечаев внес в сокровищницу ленинских идей тактические открытия. Советский исследователь жизни и деятельности Нечаева настаивал в 1926 г.: «К торжеству социальной революции Нечаев шел верными средствами, и то, что в свое время не удалось ему, то удалось через много лет большевикам, сумевшим воплотить в жизнь не одно тактическое положение, выдвинутое Нечаевым». Бонч-Бруевич рассказывает, что Ленин «часто задумывался над листовками Нечаева» и очень возмущался ловким трюком, который «проделали реакционеры с Нечаевым с легкой руки Достоевского и его омерзительного, но гениального романа „Бесы“». Высоко ценил Ленин «особый талант организатора» Нечаева, «особые навыки конспиративной работы». Но, как подчеркивает Бонч-Бруевич, больше всего восхищало Ленина нечаевское умение «облачать мысли в такие потрясающие формулировки, которые оставались памятны на всю жизнь». Исследователи языка Ленина не обратили внимания на этот образец ленинского стиля, а он очень важен. Вождь революции пришел в восторг, например, от ответа, который Нечаев в одной из листовок дал на вопрос «кого же надо уничтожить из царствующего дома?» Нечаев, — подчеркивает Ленин, — «дает точный ответ: „всю большую ектению“». Большая ектения — молебен за здравие царствующего дома. Ответ Нечаева, следовательно, был — как восторгается Ленин — понятен «самому простому читателю»: надо уничтожить весь дом Романовых! Лозунг, выдвинутый Лениным накануне Октябрьской революции, ставший — своей простотой и общедоступностью — самым популярным революционным призывом: грабь награбленное! — был составлен по нечаевскому образцу.

Встреча Ленина с марксизмом была открытием «науки наук», философии, требовавшей изменения мира и формулировавшей законы, регулировавшие трансформацию мира и человека. Формула «бытие определяет сознание» открывала путь к созданию Нового человека. Достаточно было изменить его бытие — построить социализм. На пути к этой цели следовало уничтожить не только «большую ектинию», не только нечто неопределенное — «императорскую партию», как ненаучно выражался Петр Заичневский. Необходимо было уничтожить враждебные классы — врага достаточно конкретного, и в то же время достаточно абстрактного, осужденного законами истории.

Homo sovieticus sum

КПСС исходила и исходит из того, что формирование нового человека — важнейшая составная часть всего дела коммунистического созидания.

М. Суслов

Советские студенты-медики, изучающие латынь, начинают занятия с фразы: Homo sovieticus sum — я советский человек. Будущие врачи на первом курсе, с первых же шагов в медицине узнают, что есть два вида человека: гомо сапиенс и гомо советикус.