Попытка вырваться из круга, говорить на ином языке, понять не полагающееся "по чину" значение, становится преступлением. В приговоре, вынесенном в 1983 г. двум сибирским рабочим Александру Шатравке и Владимиру Мищенко, за "распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй", говорится, что они знакомили рабочих с "обращением", в котором содержался призыв создавать независимые группы для организации диалога между СССР и США. Этот призыв – говорится в приговоре – "означает создание групп, независимых от той борьбы за спасение человечества, которую ведут партия и правительство, весь народ в целом".8 Преступление А. Шатравки и В. Мищенко заключается в нарушении мифа единства, в посягательстве на "целостность эталонных взглядов", в желании мыслить независимо.
В научно-фантастическом романе братьев Стругацких Обитаемый остров изображена художественная модель мира, где полностью осуществлена тотальная власть над словом и средствами его передачи. Роман рассказывает о неведомой планете, жители которой непрерывно подвергаются облучению. В результате мозг теряет всякую способность к критическому анализу действительности, в душах обитателей тоталитарной планеты исчезает "всякое сомнение в словах и делах власти". Это – мечта, это – цель тоталитарного режима.
Для достижения этой цели – необходим язык, превращенный в оружие, в инструмент трансформации человека. Необходима особая техника его использования. Первая особенность советского языка в том, что он создается планомерно, причем основы его закладываются еще до революции.
Гитлер считал, что все великие революции обязаны своим происхождением и своим успехом произнесенному слову, людям, которые привлекали последователей могучим словесным выражением. Он ставил в один ряд Христа, Ленина, Муссолини, имея, конечно, в виду и себя. Нет сомнения, что Великая Октябрьская социалистическая революция обязана своим происхождением и своим успехом Ленину. Но хорошо известно и то, что он был посредственным оратором. Его сила заключалась в писаном слове, в осознании могущества Слова, в изобретении техники использования Слова, в создании модели советского языка.
Шестьдесят лет назад крупнейшие русские лингвисты – сразу после смерти Ленина – подвергли анализу язык Вождя, его политическую речь. Это был бесстрастный, объективный разбор модели нового языка. Ученые не могли предвидеть обожествления Ленина, дальнейшей судьбы модели языка, которую он создал. Для них Ленин был великим политическим деятелем, очень своеобразным оратором.
Лингвисты исходят из несомненного для них факта: "Наиболее значительной областью современной прозы являются произведения социально-политические. Наиболее крупной, мировой величиной в современной социально-политической литературе был Ленин".9 Ленин изучается, как величайший писатель времени. Через пять лет новый Вождь совершенно естественно оденет на себя корону величайшего писателя – эта корона станет аксессуаром генерального секретаря. Произойдет, как я вспоминал, сакрализация слова Вождя.
В речи Ленина лингвисты обнаруживают основные приемы, технику "сакрального слова", которое – с помощью этой техники – превращается в "откровение", в голос с Синая.
Важнейшую роль в языке Ленина играет слово, смысловое значение отдельного слова. "Спор Ленина со своими противниками, будут ли то его враги или товарищи по партии, начинается обычно со спора "о словах" – утверждения, что слова изменились". Ленин "снижает революционную фразу", борется с "революционной фразой", с "большими словами", с "гладкими словами".10 Правильно подметив эту тенденцию стиля Ленина – разоблачение "революционных" слов, фраз, лозунгов – лингвисты восприняли ее, как явление положительное, как стремление освободить язык от фразы, от гладких, "больших" слов. Трудно упрекать за это лингвистов, не знавших, что произойдет дальше. Судьба ленинской модели языка свидетельствует, что борьба Ленина носила характер расчистки поля, ликвидации противника – слов с определенным, исторически сложившимся значением. Ленин разоблачает слова: "Свобода", "Равенство", "Народ". Он, например, пишет: "Поменьше болтовни о "трудовой демократии", о "свободе, равенстве, братстве", о "народовластии" и тому подобное".11
Все эти "гладкие слова", входившие в революционный словарь, начиная с Французской революции, Ленин высмеивает, разоблачает, изгоняет из речи. Он настаивает на своем праве придавать словам подлинное значение и отрицает за противниками право употреблять революционные слова без санкции Вождя.