В 1914 г. Франц Кафка написал рассказ В исправительной колонии. В непонятном, поразительном прозрении он увидел то, что случится в будущем. Рассказ Кафки можно рассматривать, как гениальную параболу советского языка. В исправительной колонии применяется только одна форма наказания: особая машина выкалывает на теле осужденного приговор. Заключенному не объявляют приговора, он, по выражению офицера-палача, "узнает его собственным телом", Приговор пишется на бумаге, а потом переводится на тело, особыми буквами: "… Эти буквы не могут быть простыми, ведь они должны убивать не сразу, а в среднем через 12 часов; переломный час по расчету – шестой. Поэтому надпись в собственном смысле слова должна быть украшена множеством узоров…" После 6 часов непрерывных уколов приходит то, что офицер-палач называет "переломный час": "… осужденный начинает разбирать надпись, он сосредоточивается, как бы прислушиваясь… осужденный разбирает ее своими ранами. Конечно, это большая работа, и ему требуется 6 часов для ее завершения. А потом борона целиком протыкает его и выбрасывает в яму…"
Вот так, укол за уколом сопровождая узорами, советский язык рисует на теле и в мозгу людей надпись, подготовленную логократами. Их цель – не прямое убийство, как в исправительной колонии, но – переделка человека.
В одной из самых страшных и самых значительных книг двадцатого века, в Колымских рассказах Варлама Шаламова, последний рассказ называется Сентенция. Умиравшего от голода и непосильной работы героя чудом перевели на легкую работу. И человек начинает оживать. Шаламова бесстрашием великого писателя рассказывает, как возвращается человек к жизни. К нему возвращаются чувства – злость, бесстрашие, страх, жалость. Умиравший человек ограничивался словарем, состоявшим из нескольких самых необходимых слов. И вдруг к нему приходит слово: Сентенция. Он не знает его смысла, не помнит. Только через неделю он вспоминает значение слова "сентенция". Слово, которое стало для умиравшего человека признаком возрождения, означало – приговор. Как в рассказе Кафки – осужденный разбирает приговор своим телом. Радость, которую испытывает герой рассказа Шаламова, поняв смысл слова "сентенция", напоминает чувства осужденного в исправительной колонии: "Но как затихает преступник на шестом часу. Просветление мысли наступает и у самых тупых. Это начинается вокруг глаз. И оттуда распространяется… осужденный начинает разбирать надпись".
Человек начинает понимать советский язык. Он становится жителем Утопии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Уинстон Смит: Я знаю, что вы проиграете. Есть что-то такое в космосе… некий дух, некие вечные законы, которых вам никогда не преступить.
О'Брайен: Что это за законы?
Уинстон Смит: Не знаю. Дух человека.
О'Брайен: А самого себя вы считаете человеком?
Уинстон Смит: Да.
О'Брайен: Если вы и человек, Уинстон, то вы последний человек. Вы из породы вымирающих; мы идем на смену вам.
Джордж Орвелл
Разговор между идеологом внутренней партии О'Брайеном и обитателем Океании Уинстоном Смитом происходил в 1984 году. В истории государства, описанного Орвеллом, это был ничем не примечательный год, ступенька на пути к 2050 году, когда, наконец, после окончательного перехода на новояз, должна будет навсегда исчезнуть память о прошлом человечества. В романе английского писателя машина побеждает, государство убивает человека, превращает его в винтик. По мнению Орвелла, писавшего свой роман в конце 40-х годов, сто лет обработки были достаточным сроком.
Семь десятилетий – после победы Октября – человеческое общество, человек, как индивидуум, подвергаются невиданно интенсивной, концентрированной, планомерной атаке тоталитарного советского государства. Можно подвести некоторые итоги: достигнуты значительные успехи, но Цель еще не достигнута. Нельзя еще дать окончательного ответа на вопрос, поставленный Орвеллом за десять лет до написания 1984, накануне войны: "Можно ли вывести породу человека, которому не нужна свобода, как вывели породу безрогих коров?" Орвелл признавал, что инквизиции это не удалось, но добавлял, что она не располагала ресурсами современного государства: "Радио, цензура печати, стандартизированное образование и тайная полиция все изменили. Массовое внушение – наука минувших двадцати лет и мы не знаем, насколько оно может быть успешным".1 Это было написано в 1939 г. и сегодня – почти полвека спустя – мы знаем, каких успехов добилась техника массового внушения, в особенности, когда ею пользуется тоталитарное государство.