Машина лорда Келвина

Внезапно Сент-Ив заметил, что за время его отсутствия стол обрел упорядоченность и чистоту — бумаги разглажены, книги составлены в стопки, стеклянные и керамические фигурки протерты от пыли и выстроены в ряд, сброшенный на пол хлам сложен у стены двумя аккуратными горками, — и это открытие неприятно его поразило. Мимолетную обескураженность сменила первобытная ярость — чистый стол выглядел брошенным вызовом, настоящим оскорблением.

Согнувшись, Сент-Ив сгреб все предметы на полу в кучу, перемешав их, как овощи в салате, а затем начал расшвыривать их ногой в стороны, заводясь от этого еще больше. Вернулся к столу и, методично выхватывая книги одну за одной, стал вытряхивать из них вырванные страницы, беспорядочно усеяв ими весь пол. Затем подобрал с полу стальное пресс-папье в виде слона и одно за другим искрошил в труху все свои гусиные перья, при этом в запале случайно зацепив край граненой хрустальной бутыли с чернилами: те брызнули широким веером, усеяв пятнами всю его рубашку. Звон разбитого стекла вверг Сент-Ива в легкий ступор, он крепко стиснул зубами мундштук трубки; раздался хруст, отдавшийся в затылке. Чубук остался торчать во рту, а чашечка упала на стол и принялась кататься среди чернил и битого стекла, как горький пьяница — по проселочной дороге. В неистовстве он снова схватил слона и начал колотить им по трубке — еще, и еще, и еще, пока не заметил, что в дверях кабинета стоит миссис Лэнгли, глядя на него широко открытыми глазами, исполненными растерянности и ужаса.

С ледяным спокойствием он опустил слона на крышку стола и развернулся к женщине, придя вдруг к неожиданно ясному осознанию, что она — главная помеха в его жизни. В один миг вся его ярость непостижимым образом обратилась на миссис Лэнгли. Не нужна ему экономка! Ясно, как божий день. Ему нужно совсем другое: чтобы его не трогали. И не только его самого: все это — стол, книги, прочие вещи — тоже следует оставить в покое. Скоро он покинет поместье и, возможно, уже не вернется. Перевернет страницу своей жизни и завершит главу. В воздухе стоит отчетливый запах перемен.

А ведь она вытворяет такое не впервые. Он уже говорил ей об этом. Он предупреждал ее, так ведь? Значит, нет нужды повторять еще раз.

— Начиная с этой минуты, миссис Лэнгли, — решительно произнес он, — вы освобождаетесь от работы в этом доме. В качестве выходного пособия вам будет выплачено трехмесячное жалованье.

Она зажала рот рукой, подавляя невольный вскрик, и Сент-Ив понял вдруг, что его глаз дико дергается, мышцы напряжены, подобно взведенной пружине, а пальцы конвульсивно сжимаются в кулаки. Он махнул ладонью в сторону окна — мол, скатертью дорога.

— Вас не затруднит перестать на меня пялиться? — вопросил Сент-Ив.

— Совсем спятил… — ахнула миссис Лэнгли сквозь прижатые ко рту пальцы.

Он скрипнул зубами.

— Пока еще не спятил, — сказал он. — Поймите вы наконец, я не спятил!

Не успели эти слова сорваться с губ Сент-Ива, как в его сознании забрезжила догадка: а ведь он и в самом деле сошел с ума. Начисто. Впрочем, смиренно принять эту идею, удержать на ней внимание он еще не готов. Он уже переступил черту безумия, но пока лишь уголком глаза ловит его тень. Но вот что он знал со всей непреложностью — так это то, что миссис Лэнгли касалась его вещей, вытирала их тряпкой, расставляла по-своему и следовала за ним самим по пятам со шваброй и веником наготове, как будто он младенец и нуждается в няньке. Он смотрел, как она уходит — горделиво, с поднятой головой… Она не из тех, кто легко прощает. Теперь она вернется к сестре. Ну что ж… На секунду он заколебался: не позвать ли ее назад? — но тут у него опять перехватило горло, стало трудно дышать, и он снова сунул голову в бумажный пакет.

Немного придя в себя, Сент-Ив уселся в кресло и вновь попытался расставить на столе, прямо посреди сотворенного им же хаоса, те четыре фигурки. Руки, однако, безудержно тряслись; он просыпал половину сахара из хрустальной туфельки, дважды опрокинул Шалтая-Болтая. Приложив немало сил, наконец сосредоточился и, заставляя себя дышать ровно, принялся располагать безделушки в надлежащем порядке. Как только удастся вернуть им гармонию, с нею, вне всяких сомнений, на него вновь, как и двумя часами ранее, снизойдет умиротворение. Тогда Сент-Ив придет в норму, восстановит чувство соразмерности… Вот только никак не выходит. Похоже, ему не справиться с задачей.

Сент-Ив опять заставил себя сосредоточиться. В композиции имелся некий изъян, который у него никак не получалось уловить: те же фигурки и стоят на прежнем месте: собачонка тычется мордой в край туфельки, Шалтай-Болтай вожделенно взирает на балерину. Но в этом уже не видно тонкой закономерности, нет былого искусства. Земля повернулась вокруг своей оси, тени легли иначе.