Машина мышления. Заставь себя думать

«Прошли десять лет, потом пятнадцать, двадцать, — пишет Александр Романович. — Двадцать шесть лет мучительного труда, но и теперь "мамина дочка", "брат отца" остаются для него нерасшифрованными криптограммами, а различение выражений "слон больше мухи" и "муха больше слона", таких похожих, но, наверное, всё-таки различных, продолжает быть задачей, к решению которой он и сейчас может подойти только путём длинных, мучительных выкладок, так и не приводящих к появлению чувства уверенности»13.

Разумеется, это только частный пример так называемой клиники при повреждении теменных долей. И Александр Романович в своих работах описывал множество различных синдромов.

Например, при поражении нижнетеменных и теменно-затылочных отделов пациенты теряют способность к целостному пониманию доходящей до них информации (зрительной, слуховой и т. д.), теряя способность объединить отдельные впечатления в единую структуру.

Поражения отдельно теменно-затылочных отделов не позволяют пациентам ориентироваться на местности. И это не какой-то «географический кретинизм», они не могут положить одеяло вдоль кровати, не могут найти нужный рукав у куртки, не понимают положение стрелок на часах и не справляются с графическим изображением букв.

Даже понимая значение каждого отдельного слова в предложении, пациенты с поражением теменнозатылочных отделов левого полушария часто не могут схватить его суть.

Они путаются и в том случае, если речь идёт о таком простом, казалось бы, предложении, как «Я позавтракал после того, как прочёл газету». Это для них уже слишком сложное сочетание элементов…

Такие же проблемы возникают у них со счётом — они не могут определить правильную последовательность действий и тут же начинают путаться.

Формально, если говорить о мышлении этих пациентов, такие функции, как мотивы интеллектуальной деятельности, удержание в уме основной задачи, целенаправленность действия и даже общая схема решения, у них сохраняются.

И немудрено — за это отвечает лобная доля. Но, отвечая за эти функции, ей необходимо оперировать чем-то фактическим, а как раз с этим у неё и возникают проблемы.

Понимая вроде бы содержание элементарной школьной задачи и желая её решить, такие пациенты не могут сообразить, о чём идёт речь, когда написано «на (или во) столько-то раз больше», «из такого-то количества было потрачено такое-то» и т. д.

Значительной проблемой оказывается для таких пациентов необходимость найти нужное слово.

Причём, что характерно, на припоминание прилагательного у них в среднем уходит 2,5 секунды, а на то, чтобы вспомнить нужный глагол, — уже 9,3 секунды в среднем. А вот чтобы вспомнить нужное существительное — целых 15 секунд!

Таким образом, видны, по крайней мере на этих примерах, повреждения тех самых дорзальных и вентральных путей — «Где?» и «Что?».

И вот поразительность этой ситуации:

• с одной стороны, человек вроде бы адекватен, прекрасно действует на автоматизмах, корректно воспринимает окружающую его действительность, внутренне готов и настроен на серьёзную целенаправленную деятельность,

• однако, с другой стороны, стоит ему приступить к этой деятельности, как всё буквально рассыпается — теряются слова, значения, смыслы, общее видение ситуации, а отношение элементов друг к другу становится неизъяснимо странным, нерешаемым.

Впрочем, теперь, я думаю, вы хорошо понимаете причину этого загадочного состояния.

Удар из-за травмы или, например, опухоли приходится по зоне, в которой должна была случиться встреча двух наших «отражений», двух моделей реальности — «задняя» с «передней».

Каждая из них по отдельности пусть и с некоторыми ограничениями, но формируется. Однако же стоит только от простого формирования образа перейти к необходимости сопряжения известного («заднее» зеркало) с задуманным («переднее» зеркало), как вся деятельность в буквальном смысле летит к чертям.

И если мы рассматриваем травмы, касающиеся повреждений коры головного мозга, то именно поражение оставляет человека вроде бы восприимчивым к происходящему и осознанным с точки зрения своего места в нём, но напрочь лишает его возможности мыслить и осмысленно действовать.

Когда я говорю о «зеркалах мозга», конечно, я прибегаю к существенному упрощению.

Очевидно, что эти зеркала — «верхнее» и «нижнее», «переднее» и «заднее», «правое» и «левое» (о которых нам ещё предстоит поговорить) — устроены достаточно сложно и сами состоят из какой-то конфигурации, так скажем, субзеркал.