На самом деле наше внимание или просто что-то держит в своём фокусе, или делает то же самое, но ещё и подсвечивает в этот момент наш модус «знаний о сознании»,
и тогда мы не просто внимаем чему-то, но и осознаём, как нам кажется, что мы чему-то внимаем.Так что про «вершину эволюции» — это, конечно, совсем мимо. Вниманием, по Майклу Грациано, обзавелись уже крабы и осьминоги. А всё, что мы добавили в эту копилку, — это мифические представления о какой-то особой функции под названием «сознание».
Собственно в этом, судя по всему, и состоит «трудная проблема сознания», ведь трудно же (я бы даже сказал, что и невозможно) решить проблему, которой нет.
Глава третья
Роботы, сделанные из роботов
В конечном счете машина — мы сами.
Мы роботы, сделанные из роботов, сделанных из роботов.
Мы невероятно сложны, триллионы подвижных частей.
Но все это роботизированные части.
Здесь нет никакого чуда.
В 1959 году увидела свет научная работа с нетривиальным названием
Случилось это через три года после ставшего уже легендарным летнего семинара в Дартмуте, где собрались ведущие умы из области кибернетики и теории автоматов — математики и компьютерщики.
В историю этот семинар вошёл потому, что именно его участники и постановили, что область, которой они занимаются, будет впредь называться «искусственным интеллектом» (эту историю я уже рассказывал в книге «Четвёртая мировая война»).
Селфридж как раз был в той небольшой когорте первопроходцев, основателей новой науки. Но тогда при чём тут какие-то «демоны» Пандемониума, спросите вы?..
Не удивляйтесь, работа Оливера Селфриджа не имеет никакого отношения к богословию. В ней он лишь предлагает читателю «мысленный эксперимент», которые так любят философы.
Когда нечто понять или просто объяснить трудно, философы частенько прибегают к этому фокусу с надуманными аналогиями.
Часто задача подобных «мысленных экспериментов» — справиться с контринтуитивностью информации и хоть как-то представить себе то, о чём идёт речь, хотя представить это и нельзя.
Пандемониум Селфриджа, по сути, бросает вызов картезианской модели, которую мы с вами уже разбирали, — один мысленный эксперимент против другого.
Если у Декарта на вершине иерархии думающей машины появляется некий разумный гомункулус, живущий в эпифизе, то Селфридж предлагает систему, в которой нет абсолютного лидера и центра.
И правда, что если в нашем мозге живёт не один суперразумный гомункулус («дух», «сознание»), а множество чуточку разумных демонов, почти транзисторов, каждый из которых, как муравьи или нейроны, специализирован на какой-то простой задаче?
Смогут ли они создать что-то осмысленное?
Допустим, что они находятся на разных этажах организации психики, но, в сущности, мало чем различаются и от этажа к этажу особо не умнеют. Просто занимаются другими делами, характерными именно для этого этажа, то есть, по сути, лишь как-то иначе специализированы.
Напомню, что Селфридж — «отец машинного восприятия», поэтому рассмотрим, как эти демоны работают на разных уровнях зрительной организации (рис. 16):
«демоны изображения»
(«демоны данных») воспринимают сигналы из внешней среды,«демоны выделения признаков»
(«вычислительные демоны») предназначены для распознавания конкретных признаков,«демоны опознавания»
(«демоны понимания») определяют конкретные образы,«демон принятия решений»
принимает решение, что именно мы видим.Рис. 16.
Конечно, одни и те же данные могут обрабатываться разными «демонами выделения признаков», которые интерпретируют их по-своему. Вплоть до того, что на уровне «демонов решений», находящихся в разных каналах, может даже возникать конфликт интерпретаций.
Вот, например, знаменитый треугольник Канижа (рис. 17).
Что происходит в вашей зрительной коре, когда вы на него смотрите?
Вроде бы вы должны видеть три чёрных круга с отсутствующим сектором и три острых угла.
Рис. 17.
Но при этом у вас возникает стойкое ощущение, что перед вами знаменитая звезда Давида.
Приглядевшись внимательнее, вы понимаете, что одного из двух видимых, но кажущихся вам треугольников (того, что смотрит вершиной вверх), вообще нет — это чистой воды зрительная иллюзия.