• Что-то воспринимается нами как угроза, если соответствующий раздражитель актуализирует наш инстинкт самосохранения.
• Что-то кажется нам сексуально возбуждающим, если включает наш половой инстинкт.
• Что-то кажется нам вкусным только в том случае, если способно утолить наш голод.
Но почему так важно это уточнение — «эмоции», «потребности»?
Потому что это разоблачает языковую игру. Да, нам субъективно кажется, что мы испытываем какие-то эмоции, из чего мы делаем далеко идущие выводы о нашей внутренней, чувственной, эмоциональной и даже духовной жизни.
Но что это, если не иллюзия?
Да, при удовлетворении или фрустрации наших биологических потребностей, генетически и эволюционно обусловленных, нейроны выделяют или одни нейромедиаторы, или другие.
В случае успеха мозг заливает дофамином, серотонином, эндорфинами и т. д., в случае неудачи на авансцену выходят другие катехоламины, индолил ал кил амины, гамма-аминомасляная кислота и т. д.
Но то, что мы что-то чувствуем в этот момент, — это лишь субъективный шум, как грохот от захлопнувшейся двери.
Наличие этого субъективного свидетельства события не следует признавать самостоятельным событием. Это лишь признак основного события.
И на самом деле вовсе не такой уж необходимый.То есть мы, конечно, можем считать себя «глубоко чувствующими» существами, воспевать свои страсти-мордасти в художественных произведениях и народном фольклоре, объясняя таким образом широту и мощь своей «души»…
Однако же у нас просто громче грохочет в голове по сравнению с какой-нибудь рептилией, когда актуализуется та или иная наша потребность. И не по причине нашей «духовности», а просто потому, что соответствующие резонаторы в нашем мозге наросли.
То есть наша лимбическая система, если избавиться от всякой литературщины, — это доставшийся нашему мозгу от природы и до-настроенный в онтогенезе (то есть в нашем жизненном опыте) набор задач, которые тот должен исполнять для обеспечения выживания нашего организма.
Задачи же последнего, если верить Ричарду Докинзу (а не верить ему у нас нет никаких оснований), — сохранение и преумножение генов, использующих наши тела как среду для своего существования.
И да, нам не следует удивляться невероятной сложности и запутанности в организации нашей лимбической системы. Просто представьте, сколько всего должен делать наш мозг для обеспечения своей эволюционной функции в нашем сложном и многообразном мире.
А ещё учтите множество механизмов настройки и регуляции самих потребностей нашего организма и важность соответствующих жизненных опытов, которые мы фиксируем в своей памяти…
Но по сути вся эта сложная система — лишь техническое устройство, машина, запрограммированная на решение определённых задач, —
первое «зеркало» из первой пары калейдоскопа нашего мозга.Вопрос, таким образом, в том, что есть мир, в котором лимбический мозг решает свои задачи.
Понятно, что действительный мир находится по ту сторону мозга, и о том каков он, этот мир, мы узнаем только благодаря тому же мозгу, причём он изготавливает это знание о мире на разных своих уровнях разными способами:
«нижнее» зеркало (лимбическая система) производит какую-то первичную, качественную оценку стимулов —
определяет их значение для организма с точки зрения биологического выживания и продолжения рода;«верхнее» зеркало (корковые структуры) рисует окружающий мозг мир в красках, образах, целых картинах,
а также структурирует и описывает его в понятиях, представлениях с точки зрения мировоззрения, имеющего социально-культурное происхождение.В лимбической системе есть множество генетических и сформированных в опыте настроек, благодаря которым какие-то из средовых сигналов оцениваются ею как «хорошие» (или ценные), а какие-то, напротив, как «плохие» (тоже ценные, но уже по-другому).
Часть этих стимулов, впрочем, вполне нейтральны для нашей лимбической системы — это лишь шум, который надо отделить от сигналов, которые важны для решения мозгом его насущных задач.
Причём в зависимости от актуальности той или иной потребности один и тот же сигнал может приобретать для нашей лимбической системы значимость и терять её.