Честно говоря, оба слова — и рекурсивность, и фрактальность — в отношении работы мозга можно, а на мой взгляд, да и следует использовать с осторожностью и оговорками. Это всё-таки в большей степени метафора.
Но как бы там ни было, классическим примером бесконечной рекурсии являются два поставленных друг напротив друга зеркала, в которых образуются коридоры из затухающих отражений.
Думаю, все видели этот удивительный эффект, оказавшись в современном зеркальном лифте…
Нам же остаётся найти эти смотрящиеся друг в друга «зеркала» в мозге, которые позволят окончательно решить проблему машины мышления, производящей активность себя из себя.
Чудесный калейдоскоп не давал мне в детстве покоя. И хотя я знал, что мне влетит по первое число, если я испорчу игрушку — жили мы небогато, а поэтому ко всем вещам следовало подходить с величайшей аккуратностью, — я всё-таки поддался желанию понять природу чуда и разбил его.
Разочарованию моему не было предела. Внутреннее наполнение калейдоскопа, создававшего такие прекрасные картины, от которых невозможно было оторвать взгляд, оказалось предельно тривиальным.
Я смотрел на стёклышки и шарики, вывалившиеся из контейнера, и не мог поверить своим глазам… «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»
Впрочем, тогда с этими гениальными ахматовскими строчками я знаком не был, и пришлось как-то самому справляться с постигшим меня психологическим ударом, в сравнении с которым любое наказание уже не казалось мне серьёзным.
Но больше всего, конечно, меня шокировали внутренние зеркала разбитого калейдоскопа — примитивность того принципа, который сотворил это чудо, вызывало у меня самую настоящую оторопь —
как так?!Всё это я к тому, что не нужно сильно удивляться, когда сейчас, обсуждая «зеркала мозга», мы обнаружим вполне себе тривиальные вещи…
В следующих главах речь пойдёт о трёх парах «зеркал мозга».
В каждой паре здесь идёт параллельная обработка, по сути, одной и той же информации: «снизу вверх и обратно», «спереди назад и обратно», «справа налево и обратно».
Глава четвёртая
Снизу вверх и обратно
Мозг, а точнее первые нейронные структуры, появился у животных более полумиллиарда лет назад.
Ещё раньше, за сто миллионов лет до этого, на Земле появились губки. У этих живых существ нет даже нейронов, но они научились вырабатывать белки, образующие что-то вроде постсинаптической плоскости — поверхности, способной принимать сигнал.
Зачем губкам это образование — учёным не до конца понятно, потому как никаких сигналов губки не получают, а друг с другом общаются за счёт волн кальция, порождаемых сокращением их тел. Но как бы там ни было, эти белки генетически — предтеча нашей с вами нервной системы.
Первой фактической нервной системой могут похвастаться кишечнополостные — крошечные гидры, например, или изящные медузы.
Впрочем, эта, с позволения сказать, нервная система ещё сильно отличается от того, что мы привыкли считать мозгом.
С одной стороны, она представлена отдельными, не связанными между собой чувствительными клетками.
У гидры, например, такая клетка называется «стрекательной» и выполняет в основном оборонительную функцию. Она — и кузнец, и жнец, и на дуде игрец: воспринимает сигнал из внешней среды и реагирует на него, выбрасывая из себя тонкий волосок, вонзающийся в тело жертвы. По каналу в этом волоске клетка выталкивает яд, содержащийся в её капсуле.
С другой стороны, кишечнополостные обладают диффузной нервной системой, состоящей из клеток звёздчатой формы. Они распределены по всему телу животного, связаны между собой отростками и обеспечивают функцию движения.
Постепенная специализация нервных клеток — одно из направлений эволюционного развития нервной системы животных:
• одни — чувствительные — воспринимают информацию (химическую, визуальную, тактильную),
• другие, промежуточные, как-то анализируют сигнал,
• а третьи — моторные — дают команду к сокращению тела.