Машина Наказаний

Полуголые, сонные, голодные, усталые после дневного перехода. На морозе. На этом пробирающем до костей, вымораживающем кровь морозе.

Теперь мне все было ясно. Но что я мог поделать? Уже сейчас меня колотила дрожь и я не был уверен, что смогу вернуться к палатке. А они – точно не вернутся.

Игорь.

      Зинка.

Александр Алексеевич.

Николай.

Еще трое молодых и сильных парней.

И Людка.

-Людка! Лю-ю-юдка!

Младенцы завывали в вышине. Я опустился на колени. Холод сковал мое сильное, молодое тело.

Мне нужно идти к палатке. Нужно возвращаться.

-Людка!

Я никогда не видел девушку с такой улыбкой, с такими волосами. Как жаль, что я не осмелился дотронуться до них, тогда, в палатке, и проверить – такие ли они мягкие, как кажутся?

-Людка.

Случайная встреча, две-три улыбки. Ямочки на щеках. Ты была всем в моей жизни. Всем в моей грязной и жестокой жизни. Я люблю тебя, Людка.

Я поднялся и, разрезая босые ноги о снежную корку, поплелся в сторону леска.

***

Ранним утром асфальт влажный, точно проехала поливальная машина, но ее не было и в помине: поливальщик выпил на ночь лишнюю кружку пива. Цветут каштаны, сладковатый запах щекочет ноздри. Тихо. Палисадники, зеленые дома. Тополя. Желтые бочки с квасом. Колонки на улочках: можно напиться. Вода поначалу тепловатая, затем становится такой студеной, что сводит зубы…

У КНИГИ СЛАБЫЙ КОРЕШОК

Анна Павловна сложила в сумочку обед, расческу, зеркальце, навесила на грудь автомат и вышла из дому.

Было часов семь утра и солнце стояло достаточно высоко. У цветочной клумбы роились пчелы, где-то высоко в небе трезвонила какая-то пичуга. Анна Павловна с наслаждением вдохнула свежий воздух, улыбка появилась на ее растерзанном лице. Неторопливо сошла с крыльца.

Улица Трудовая спала. Вот уже пять лет восемь месяцев двадцать один день улица Трудовая спит.

Анна Петровна прошла мимо заросшего кустарником дома Григорьевых. Григорьевы спят. Иван Анатольевич с Марией Сергеевной спят в дальней комнате, на двуспальной кровати. Их дети - семилетний Сашка и трехлетняя куколка Маришка спят в детской комнате.

И Млечины спят, и Шибко, и Лиозовы... Спит улица Трудовая беспробудным сном. И город спит.

Анна Павловна, слегка ссутулившись, пошла по растрескавшемуся асфальту, схваченному с двух сторон зарослями малины и шиповника. Каблуки ее стучали.

Обыкновенно Анна Петровна носила удобные ботинки, найденные в магазине "Обувь для рыбака и охотника". В ботинках она совершала вылазки за продовольствием, охотилась.

Но на работу - только каблук. Как прежде. Как всегда.

Последний дом - деда Алё. В детстве Анна Павловна (тогда еще Аня), с подружкой Светой Морозюк (спит с мужем и сыном в двухкомнатной квартире на улице Ломоносова), лазали к деду в сад за клубникой. Тот, узрев нарушительниц, кричал из окна: "Алё! Алё!". На самом же деле деда Алё зовут Виктор Евгеньевич.

-Здравствуйте, Виктор Евгеньевич, - тихо сказала Анна Павловна, проходя мимо заросшего палисадника деда Алё. Ей ответила скрипнувшая на ветру сорванная с петли калитка.

Миновав Трудовую, Анна Павловна спустилась к реке Изюмке, весело гонящей по желтым камням прозрачную воду, с опаской преодолела дощатый раскачивающийся мосток. Дальше - улица Садовая, затем - Школьная.

Здание школы, наверное, самое мрачное в городе. Солнце блестит в щербинах стекол, на крыше зеленятся березки-подростки.

Ну, вот и пришла.

Анна Павловна остановилась у одноэтажного деревянного здания, внимательно осмотрелась вокруг. Вздохнув, поправила автомат и направилась к крыльцу.

У крыльца - синяя табличка с потеками ржавчины: "Изюминская городская детская библиотека. г. Изюминск". На двери - амбарный замок. Анна Павловна наклонилась к фундаменту, вытащила, как зуб из десны, отвалившийся красный кирпич, достала из тайника ключ.

Щелкнул амбарный замок, скрипнула дверь. Анна Павловна вошла в темное помещение, вдохнула родной запах. Запах старой бумаги, слегка запыленной, пропечатанной когда-то типографской краской.

Она проследовала к едва заметной в темноте конторке, поставила на нее сумку. Автомат сняла и положила во внутренний ящик.

Постояв в темноте и прислушавшись - не завелась ли крыса? - Анна Павловна направилась к окну, закрытому снаружи деревянными ставнями. Сквозь щели в ставнях пробивались лучи разгорающегося дня.

Анна Павловна взяла с подоконника масляную лампу, сунула руку во внутренний карман. Чиркнула зажигалка, строгий профиль высокой женщины лег на стену. На фитиле лампы вспыхнул крошечный огонек, сразу же разгоревшийся и осветивший стеллажи с книгами. Корешки золотисто вспыхнули: "Толстой, Пушкин, Гоголь".

Поставив лампу на конторку, Анна Павловна придвинула стул и села.

Рабочий день начался.