Полковое собрание, частные клубы, рестораны, кафешантаны… Редкий вечер дома бывали…
Ну вот, помню, как-то раз на святках собрались мы в Коммерческий клуб на маскарад. И вдруг, перед самым вечером, у Т. разболелась голова, и он отказывается идти. Я, было, стал его уговаривать (мы всегда и всюду вместе путешествовали), говорю:
— Пустяки! Выпьешь рюмку водки и все пройдет.
Но он возражает:
— Нет, не могу, чувствую, что не пройдет. Иди уж ты один, а я лучше спать залягу.
А мне не хотелось пропускать маскарад, в коммерческом самые интересные маскарады бывали, там всегда удавалось какую-нибудь девицу подцепить, ну и решил я пойти один.
— Пи-пи-пи-пи! — протяжно запищал в это время телефон.
— Вашскродь! Полковой командир требует к телефону! — поднялся подкурнувший в углу телефонист, передавая трубку батальонному. Ш. замолчал.
Командир приложил трубку к уху.
— Слушаю, г-н полковник? Что?.. Все спокойно… Австрийцы все время пускают ракеты… Да! Да!.. Все спокойно!..
— Ну-с, продолжайте, поручик, — обратился он к Ш., снова отдавая трубку телефонисту.
— Слушаю-с! — шутливо взял тот под козырек. — Ну вот, прихожу я в клуб. Там, как всегда, веселье в разгаре, танцы, масок такая толпа, что не и протолкаешься, а в столовой, конечно, кутеж, шампанское рекою…
Вот потолкался я в толпе, присматриваюсь… И вдруг метнулась мне в глаза одна маска, в черном домино, и лицо все черным кружевом закрыто.
Прошла она мимо меня, и показалось мне, что на меня вызывающе взглянула, а глаза черные, блестящие. Ну и бросился я за нею…
Довольно долго пришлось преследовать. Оглянется на меня, сверкнет глазами и опять исчезнет в толпе, будто дразнит.
Наконец, поймал я ее, ну и затеял обычный маскарадный разговор. Отвечает она очень остроумно, находчиво…
Голос у нее красивый, грудной, низкого тембра, этакий бархатный…
Стал я ее рассматривать: глаза дивные — прямо обжигают, овал лица, чуть видный из-под кружев, нежный, матово-смуглый, ручки холеные, в дорогих кольцах…
Она очень благосклонно принимала все мои комплименты и шутливые полупризнания и явно флиртовала со мной… При этом вела игру так тонко, изящно и красиво, что ясно было видно, что она — женщина хорошего общества.
Этого было вполне достаточно, чтобы потерять голову такому зеленому подпоручику, каким я был тогда. Через два часа я был уже влюблен в нее по уши и предполагал в ней чуть ли не «принцессу крови».
Я было предложил ей поужинать, но она даже обиделась и сказала, что никогда здесь не ужинает, а что вот она скоро уходит, т. к. не хочет снимать маску, и если я провожу ее, то она будет очень благодарна. Я, конечно, прямо перед ней разостлался: такое счастье и т. п.
Вышли мы из клуба. Подъехала коляска. В Баку, знаете, извозчики вообще очень недурны. Но тут я все-таки обратил внимание, что экипаж и лошади уж очень хороши.
— Если извозчик, то самый шикарный, а скорей собственный выезд, — подумал я, и это обстоятельство еще более меня подогрело.
Сели мы и поехали. В коляске, да в темноте, я осмелел, сначала целовал ручки, потом добрался и до шейки… Кожа всюду нежная, горячая, атласистая… Обезумел я совершенно, а она тихо смеется жемчужным задорным смехом…
Ехали мы очень быстро и что-то очень далеко, ну я, конечно, совершенно не замечал дороги. Наконец, коляска остановилась. Маска моя говорит: «Здесь» и выпрыгивает из экипажа, я, конечно, за нею, беру ее под руку… Идем в какую-то решетчатую калитку, рядом такие же ворота, дальше каменная стена; мелькнуло соображение — какая-нибудь загородная вилла!
Вошли мы в калитку, темнота, какие-то кусты, деревья, под ногами трава… И вот, как только вошли, меня сразу как холодом обдало, — такая вдруг жуть охватила! Все очарование пропало, и чувствую я, что мне страшно до дрожи. Сразу так ярко вспомнилось, что ведь я в Баку, в городе, где ежедневно происходят убийства, грабежи, похищения из-за выкупа, а у меня даже револьвера с собой нет… Спрашиваю я ее неуверенным голосом: «А что, далеко идти?». Она отвечает: «Нет, недалеко!». И послышалось мне в ее голосе что-то новое, резкое и жестокое, и чувствую, что она уж очень крепко прижимает мою руку… И все сильнее меня жуть забирает.
Иду нехотя, замедляю шаги, кругом все деревья, и вот вижу впереди какое-то небольшое белое здание — не то часовня, не то склеп, но, во всяком случае, не дом и не вилла…
Тут уж я не выдержал, резко выдернул руку, остановился и спрашиваю: «Это что же, туда?». Она отвечает: «Да, туда!».
— Ну, нет! — говорю. — Я не пойду!
А она как вскрикнет вдруг совсем новым, незнакомым мне, хриплым голосом:
— Нет! Ты должен идти!
Да как схватит меня за руку, и ясно чувствую я, что это уж не маленькая, бархатная женская ручка, а большая, сухая, жилистая рука… старухи или мужчины.
И такой ужас меня охватил, что прямо волосы дыбом встали… Рванулся я изо всех сил, — едва вырвал руку… да как пущусь бежать изо всех сил назад…
Слышу, сзади бежит она и топает… прямо, как солдат.