Машина памяти

Доказать, что он заступался за честь дамы, и мы не фашисты — не получилось. Мы говорили: наш медицинский институт — интернациональный. Учатся и перуанцы, и негры (афроамериканцы, поправили нас), и китайцы, и чеченцы — все, в общем, у нас. Образовываются. Со всеми мы в нормальных отношениях.

Убеждали: мы — не скинхеды! Спрашивали: неужели похожи на этих тупых ублюдков, которые забыли, за что их прадеды на войне погибали? И драка в закусочной была не на почве национальной розни! Да вы с девчонкой этой поговорите!.. Безрезультатно. Стражи правопорядка, отделавшись от джигита, задавали Игоряну умные вопросы:

— Почему волосы короткие?

— Не выросли.

— Почему не выросли?

— Волосы растут не слишком быстро, — терпеливо объяснял он. — Сантиметр, полтора в месяц. Я недавно подстригся под ноль.

— Зачем?

— А обязательно отвечать? — замялся Игорян.

— Да.

— Хотел быть похожим на одного крутого гитариста…

— Фамилия?

— Моя?

— Где прописан?

— Я?

— Крутой гитарист.

Так верно до бесконечности…

…Продолжалось бы, если бы не забрякала моя мобила. Шел одиннадцатый час утра, а мои родители чего-то забеспокоились, где я. Трубку взял инквизитор-лейтенант. Он умел разбираться с бесовскими изобретениями.

Поговорив с моими родителями по очереди где-то с минуту, он резко заспешил. Заспешили и другие менты, которые нас задерживали.

Остались: Митрич, «Ежик», Игорян и я.

И кроссворд…

— Слышь, Кит, — вдруг говорит Игорян, — ты можешь умереть за Родину?

— Если война…

— Да не, в принципе. Как Брюс Уиллис в «Армагеддоне»?

— Не знаю.

— Я тут подумал, а чего я от армии кошу? Может, и не надо… может, это и вправду мой долг: Родину защищать…

— Всяк на своем рубеже?

Игорян кивает.

— Брось, нам это нарочно прививают. С детства, всеми возможными способами. Умри за Родину, умри! А разобраться так, по сути, все наши войны никакого отношения к Родине не имеют. Коммерческие сделки, а не войны. Согласен?

— Да… как-то не могу сказать. Вроде ты и правильно говоришь, а что-то внутри противится…

— Вот об этом я и говорю. Нам кажется, что мы думаем сами, а за нас давным-давно специалисты решили!

— Небо-то на всех одно…

— Люди редко поднимают голову.

— Может, я и должен Родину от этих козлов защищать?

Помолчали.

— Споем? — спрашивает Игорян.

— Споем. Отчего ж не спеть. А что?

— Слушай, — шепотом говорит он. — На моей земле, видно так повелось…

Вот уже в полный голос мы оба:

На моей земле видно так повелось
Все не слава Богу, все не так как у всех
То ночами маемся, то засветло пьем
Стороной взглянуть, и смех, и грех
Стороной взглянуть, и смех, и грех
Ой, мама, мама — больно мне.
Ой, мама, мама — больно мне.

— Вы заткнетесь или нет? — это Митрич.

На моей земле каждый к правде ослеп
Брат на брата прет, сын отца тянет в блуд.
На моей земле вместо колоса серп,
Вместо солнца дым, вместо воли хомут.
Ой, мама, мама — больно мне.
Ой, мама, мама — больно мне.
Так за веком век, ни кола ни двора.
От тюрьмы сума, да на стыке эпох
В драке не поможем, но случись война,
Даст Бог, победим, победим, даст Бог!

— ЗАТКНИТЕСЬ! ФАШИСТЫ! Я ВАС ЩАС!

Но «Ежик» неожиданно загораживает собой проход, не пускает Митрича с дубинкой. Неужто дошло?

— ЭТО ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?!

Я узнаю этот голос. Матвей Степаныч Морозов. Мамин одноклассник. Настоящий полковник. Вызволять нас прибыл.

— Где наш сын?! — и эти голоса я тоже узнаю.

Черт, я так устал.

15

Ровно в 6:32 среды меня выкинуло из кокона сна. Без будильника.

Ночевать у родителей я отказался, ушел к себе. Мама очень громко разговаривала, упрекая меня в безалаберности и неблагодарности. Голова от ее речей раскалывалась. Сказала, что Игорян — тот еще тип! А Матвей Степаныч, грузный седой (хоть и не старый) мужик со стальной пластиной в черепе, предложил записать меня на боевое самбо, сказал: «Ты должен уметь постоять за себя». Я вежливо поблагодарил и ответил, что мне больше по душе дзюдо. Ментам влетело по первое число. За превышение полномочий. Матвей Степаныч еще долго сидел у нас дома, травил бородатые анекдоты, разряжал обстановку:

— Про врачей анекдот знаешь?

Отличный вопрос…

Я отрицательно помотал головой.

— К врачу приходит больной, у которого палец на ноге почернел, и говорит: «Доктор, вон у меня что!». Тот глянул: «Это херня, а херню мы не лечим!» Через два дня приходит — нога до колена черная… То же самое: это херня, не лечим. Приходит по пояс черный: «Доктор, плохо!» Доктор очки снимает: «А это, уважаемый, уже п…ц, а п…ц НЕИЗЛЕЧИМ!»

И давай хохотать…

— Матвей, ну ты что! — хлопнула его по плечу мама. — Какие слова…