Машина порядка

Что делать? Если политический класс по-прежнему претендует на власть, приходится мимикрировать. На этот раз — с целью отвести глаза народу. Возникает «Общественная палата», где вместе с экспертами заседают гимнастки, актеры и религиозные деятели. Тут уж все понятно. «Эксперт — он как Калягин. Только немножко круче». Эксперт — он, в сущности, почетная доярка. Так народу понятно? Так понятно.

* * *

Представители политического класса — видные политтехнологи и руководители общественных организаций прячутся среди епископов и деятелей культуры. Понятно, что не только кухарка, но и Майя Плисецкая не в состоянии управлять государством. «Калягин» и «доктор Рошаль» никогда не будут иметь политического влияния. По банальной причине — им некогда. В отношениях с властью они будут выступать разве что как лоббисты своих профессиональных цехов. А значит, их решения будут определяться экспертами, которые получат свою нишу в рамках действующей власти, не мытьем, так катаньем впишутся в правящий класс. Лишь в этом смысл экспертократии. Не более.

Бюрократ и эксперт, безусловно, полюбят друг друга. Бюрократ всегда сможет сказать, что действовал по совету эксперта и потому не в ответе за результаты своей работы. Эксперт всегда сможет сказать, что он — всего лишь приглашенный специалист, не ответственный за реализацию своих советов. Благая безответственность!

Я чуть усилю пафос, я скажу с надрывом. Надеюсь, наступит время, когда российские политики не будут прятаться по Общественным палатам, им не понадобятся маски экспертов и союзы с чиновниками. Когда в России будет самый обычный, ничем не выдающийся парламент, куда с экспертных жердочек и выборных полей переместится российский политический класс.

Смерть молодежной политики

Молодежная политика умерла.

Отгремел оркестр. На скромный могильный холмик, «по виду детский», легли венки: «От ФЭПа», «От ИНСа», «От Администрации президента».

И тишина. Только избиратели с бюллетенями стоят.

Нам неважна смерть молодежной политики. Другие (прежде всего, политолог Павел Данилин), констатировали ее раньше нас. Нам важен вопрос — почему она умерла? И что грядет вместо нее.

Молодежная политика родилась как перформанс. В условиях полного запрета на легальную оппозиционную активность для крупных партий власть сквозь пальцы смотрела на активность мелких молодежных группировок, изображавших протест. Явлинский не мог митинговать у здания Лубянки. «Солидный человек, не поймут-с». Зато это мог сделать лидер Московского Молодежного «Яблока» Илья Яшин.

Разве можно представить Бориса Грызлова, стоящего у здания Думы с кастрюлей на голове и вопящего: «Рогозин, съешь котлетку»? Нет и еще раз нет.

Молодежная политика родилась как перформанс, но продолжилась как медиа-фантом. На первом этапе политические акции крохотных групп из 5–10 человек имели смысл постольку, поскольку освещались СМИ. Неудивительно, что появились журналисты, профессионально специализирующиеся на молодежной политике. На фоне официоза, «прокисавшего в незначительных интригах», молодежная политика казалась глотком свежего воздуха. Здесь кидались помидорами, мышами, вместо головных уборов предпочитали кастрюли — в общем, весело проводили время. И вдруг «веселая карусель» молодежных политиков сгинула в один миг.

На эстраде существует понятие «разогрева». Слабая «команда» развлекает публику перед выходом на сцену популярной группы. Похоже, молодежная политика исполнила «разогревающую» роль. Аудитория активно машет руками, топает ногами, в общем, готова танцевать. Что же дальше?

* * *

Молодежная полтика — политика крохотных тусовок в 5–10 человек (исключение из этого правила — разве что нацболы). Далеко не все тусовки были видны по телевизору. Пока несколько привилегированных тусовок грелись под лучами софитов, «там, во глубине России» шел процесс консолидации.

Гипотеза — «туёсовки в 10 человек» возникли в массовом порядке. Просто подавляющего большинства из них мы не видим, поскольку активны в поле политического перформанса оказались лишь некоторые из них. Под «тусовками» мы в данном случае понимаем небольшие группы людей, объединенные доверием к друг другу, а также желанием действовать как сплоченные команды.

Если мы обратимся, например, к делу Иванниковой, то мы увидим, что функцию привлечения к нему общественного внимания взяла на себя небольшая (5–10 человек) тусовка Русского общественного движения (к которому присоединились ДПНИ, представители ЛДПР и другие). Иначе говоря, по своим тактико-техническим характеристикам «команда РОДа» мало чем отличалась от молодежных политтусовок, разве что возраст входящих в нее людей был не молодежный. Структурно же отличий никаких — небольшая группа активистов с плакатами «работает на камеры» и привлекает к себе внимание. Наш вывод — наблюдатели напрасно не объединили феномен молодежной политики и русской правозащиты. По сути, мы имеем дело с одним и тем же явлением.