Машина пространства

Песок, выброшенный из-под ног передовых экипажей, почти ослепил меня, и какое-то время я не различал ничего, кроме силуэтов двух башен впереди моей. Затем строй экипажей раздвинулся в стороны, туча пыли внезапно осела. Моему взору открылась панорама прямо по курсу. И оказалось, что маневр ведущих экипажей бросил нас без подготовки в самую гущу боя.

Теперь мне были хорошо видны машины обороняющихся, вышедшие из города нам навстречу. Что это были за машины! Наземных экипажей среди них почти не попадалось, защитники города самоуверенно выступили против нас на своих башнях. Я с трудом верил собственным глазам. Эти боевые машины превосходили те, что сражались в нашем лагере, чуть не вдвое, достигая по крайней мере ста футов в высоту.

Ближайшую из башен неприятеля отделяло от нас менее полумили, и это расстояние с каждой секундой сокращалось.

В безмолвном изумлении я взирал на этих титанов, шагающих к нам, казалось, без малейших усилий. На своих трех ногах они несли уже не простые платформы, а сложнейшие механизмы исполинских размеров. Число этих механизмов было очень велико, а назначение мне неведомо. В том месте, где на башнях меньшего размера зияло темное овальное стекло, располагался ряд многогранных иллюминаторов, мерцающих на солнце. По бокам с платформ свисали суставчатые руки, как у паукообразных ремонтных машин; на полном ходу «руки» угрожающе раскачивались, а в каждом сочленении немыслимо длинных ног при каждом движении вспыхивали ярко-зеленые вспышки.

Мгновение ока — и неприятель обрушился прямо на нас. Башня, наступающая справа от меня, выпустила заряд из теплового орудия, но безрезультатно. Секундой позже по механическим колоссам противника выстрелили и другие башни, воюющие на нашей стороне. Я насчитал с десяток попаданий — о них свидетельствовали ослепительные блики пламени на стенках верхних платформ врага, — но ни одна из боевых машин не была повержена. Они продолжали натиск, поливая нас огнем, покачиваясь с боку на бок, легко танцуя на своих тонких стальных ногах по каменистой почве.

Я вдруг почувствовал зуд во всем теле, над головой послышалось какое-то потрескивание. Я поднял глаза — генератор тепла окружило странное сияние; видимо, башня вела стрельбу по защитникам города. На то, чтобы взглянуть вверх, понадобилась ровно секунда — но ее оказалось довольно, чтобы боевые треножники врага миновали наши порядки, не прекращая огня. Башня, на которой я находился, тут же круто свернула вправо.

Началась серия ударов и контрударов, выпадов и увиливаний, заставивших меня замирать от страха за свою жизнь и от восторга перед дьявольским совершенством этих машин.

Минутой раньше я сравнивал наш стремительный бег с кавалерийской атакой, но вскоре осознал, что это была лишь прелюдия к настоящему сражению. Треножники не только владели способностью к молниеносному перемещению; в ближнем бою они демонстрировали маневренность, какой я прежде никогда и нигде не видел.

Моя башня попадала в самое пекло битвы ничуть не реже, чем любая другая. Водитель то бросал ее из стороны в сторону, то раскручивал платформу, то нырял, то подпрыгивал и не терял равновесия — и стрелял, стрелял, стрелял. Тепловые орудия беспрерывно испускали смертоносную энергию, и в яростной схватке кружащихся, скачущих башен лучи сверлили воздух, описывали петли, силились прожечь бронированные бока вражеских платформ. Однако защитники города уже не вели беглый огонь, а, танцуя на своих боевых машинах и сея смятение в наших рядах, наносили неотразимые удары с необыкновенной точностью.

Битва была неравной. Мало того что башни моего лагеря по сравнению с гигантскими треножниками горожан выглядели карликами, они еще и уступали им числом. Казалось, что на каждую башню-малютку приходится не менее четырех гигантов, и разрушительный жар их лучей уже нанес нам ощутимые потери. Одна за другой наши башни подвергались ударам сверху; иные из них с шумом взрывались, иные просто опрокидывались, умножая ловушки и опасности и без того изрытого участка, где разыгрывалась баталия. Видно, пришла пора окончательно прощаться с жизнью; я с полной ясностью осознал, что, если только фортуна не переменится, меня собьют самое позднее через десять-пятнадцать секунд.

Надо ли говорить о невероятном облегчении, которое я испытал, когда башня, на которой я находился, внезапно круто развернулась и поспешила прочь от места схватки. В разгар боя единственное, что мне оставалось, — сжимать перильца до боли в суставах, но едва непосредственная угроза миновала, как я обнаружил, что трясусь от пережитого страха.

Времени прийти в себя мне не дали. Башня и не думала отступать по-настоящему, а, спешно обогнув поле боя по краю, присоединилась к двум другим, которые в свою очередь отделились от остальных. И мы без промедления снова бросились в атаку, следуя, очевидно, заранее разработанному тактическому плану.