Машина пространства. Опрокинутый мир [Авторский сборник]

Я мгновенно отскочил в страхе, что меня заметят. В тесноте коридора я задыхался от безысходного отчаяния, бурно жестикулировал и безмолвно проклинал все на свете, боясь признаться даже самому себе в истинном трагизме своего открытия.

Спустя некоторое время я вновь набрался храбрости, вернулся к смотровой щели и стал разглядывать чудовище внимательнее. Оно лежало ко мне боком, но так, что я видел большую часть его, с позволения сказать, лица. Меня оно вовсе не замечало; присмотревшись, я понял, что с той секунды, когда я впервые взглянул на него, оно не шевельнулось. И тут я вспомнил слова моих провожатых: ведь они говорили, что в полете чудовища подвергают себя действию снотворного.

Щупальца чудовища были сложены, и, хотя оно не смыкало глаз, на глазные яблоки приспустились дряблые белые веки. Во сне оно ни на йоту не утратило своей чудовищности, зато стало уязвимым. Нет, я не испытывал сейчас такой же необоримой ярости, как в том памятном бою, но нисколько не сомневался: окажись дверь открытой, я бы опять мог убить это существо без тени сожаления.

Убедившись, что чудовище не проснется, я отвел задвижку до предела и осмотрел отсек из конца в конец, насколько позволяло поле зрения. Чуть подальше от меня лежали еще три чудовища, все без сознания. Не исключено, что там же, только еще глубже, укрывалось и пятое, просто мне не удалось его разглядеть: отсек был слишком напичкан самым разнообразным оборудованием.

Итак, нам оказалось не суждено стать похитителями, укравшими снаряд из-под носа хозяев. Мы очутились в пилотской рубке корабля, возглавляющего вторжение чудовищ на Землю!

Уж не это ли пытались втолковать нам марсиане в черном перед тем, как мы поднялись сюда? Не это ли хотела скрыть и скрыла от нас Эдвина?

4

Я решил не сообщать о своем открытии Амелии, памятуя о том, как близко к сердцу принимает она дела марсиан. Узнай она, что на борту чудовища, ей, без сомнения, сразу пришло бы в голову, что они, скорее всего, взяли с собой и обреченных на смерть рабов, и это могло бы сделаться единственной ее заботой. Меня такое положение вещей, каюсь, не особенно удручало; конечно, неприятно было сознавать, что за металлической переборкой позади нашей кабины заточены мужчины и женщины, которые, когда пробьет час, будут принесены в жертву чудовищам, однако подобная мысль все же не отвлекала меня от неотложных задач.

От Амелии не укрылся мой растерянный вид, и она заметила что-то по этому поводу, однако мне удалось утаить от нее все увиденное. Спал я в ту ночь беспокойно, а один раз, когда очнулся, мне даже почудилось, будто из соседнего отсека доносится тихое заунывное пение.

На следующий день — второй для нас день в космосе — произошло событие, которое сразу свело на нет мои усилия сохранить тайну. Затем последовали происшествия, которые показали, что это просто невозможно.

А случилось вот что.

Я колдовал над панелью, воспроизводившей вид перед носом снаряда, силясь постичь действие устройства, каковое, если мне правильно перевели, наводило нас на «цель». Мне удалось обнаружить, что, если нажать определенные кнопки, на изображение накладывается подсвеченная решетка. Это, безусловно, отвечало понятию о прицеливании, тем более что в центре решетки светился круг с двумя перекрещивающимися прямыми. Впрочем, кроме самого факта, что на панели появляются решетка и круг, я не понял ровным счетом ничего.

Тогда я переключил свое внимание на экран заднего вида. За время нашего сна панорама Марса претерпела известные изменения. Теперь красноватая планета отдалилась от нас в достаточной мере, чтобы экран вместил ее почти целиком в виде диска, который по-прежнему, из-за вращения снаряда, представал перед нами медленно поворачивающимся вокруг своей оси. Мы смотрели на освещенную сторону планеты — что само по себе вселяло бодрость, ибо путь от Марса к Земле лежит в сторону Солнца, — и картина на экране грубо напоминала Луну, какой мы привыкли видеть ее с Земли за день-два до полнолуния. Само собой разумеется, планета вращалась и вокруг собственной оси, и примерно в середине утра на экране возник исполинский конус вулкана.

И вдруг, когда по моим часам дело близилось к полудню, над вершиной вулкана вспухло огромное белое облако.

Я подозвал Амелию к пульту управления и показал ей, что творится на планете. Она долго смотрела на экран, не произнося ни слова, потом прошептала:

— Эдуард, по-моему, они запустили второй снаряд.

Я молча кивнул — она лишь подтвердила терзавшие меня опасения.

До самого вечера мы следили за экраном заднего вида почти неотрывно. Облако медленно плыло над поверхностью планеты. Запущенного в полдень снаряда, естественно, разглядеть не удалось, но нам обоим было ясно: в межпланетном пространстве мы уже не одиноки.

На третий день нам вдогонку послали еще один снаряд, и Амелия сказала:

— Значит, нашествие началось, и мы — часть его…

— Нет, что ты! — ответил я, отчаянно цепляясь за спасительную ложь. — У нас все равно есть в запасе двадцать четыре часа на то, чтобы предупредить правительства Земли.