Машина путает след. Дневник следователя. Последняя встреча. Повести

— Это опасно, — задумался полковник. — Впрочем, — оживился он тут же, — игра стоит свеч. О милиции надо писать правду. Идите к майору и скажите, что я включил вас в оперативную группу.

— Благодарю вас, — обрадовался я. — До свидания.

Розыков протянул руку:

— Всего хорошего.

Уже за порогом кабинета я услышал слова полковника:

— Ну, а с вами, товарищ лейтенант, у меня будет такой разговор…

Майор Исмаилов поднял телефонную трубку:

— Дайте гараж… Говорит Исмаилов… Пришлите к подъезду машину… Так, та-ак, значит, вы — журналист! — Он посмотрел на меня. — Хорошо… Ты увидишь, как мы закончим это дело. Можно такую вещицу написать, что ахнешь. В историю войдешь. Милиция, брат, не спит.

Я сказал, что постараюсь сделать все, что от меня зависит.

— Только ты, — поднял палец майор, — пиши объективно, не копайся в недостатках, это ни к чему. Надо прививать у граждан любовь к милиции. Сделай так, чтобы, прочитав твою книгу, можно было сказать: «Вот люди!..» Ты меня понял? — Он пустил в потолок кольцо дыма. — У нас не каждый сможет работать. Тут, брат, нужны смелость и ум… Иногда бывают такие дела, что голова трещит. Уравнение со многими неизвестными… С математикой знаком?

В машине, в которой мы вскоре ехали по городу, майор достал позолоченный портсигар, закурил, потом подмигнув мне, зачем-то переложил из кармана в карман пистолет. Я отодвинулся к дверце и посмотрел в боковое окно. Мне хотелось посидеть молча, освоиться с новыми для меня ощущениями.

— Сейчас ты поймешь, что значит допрос, — громко сказал Исмаилов. — Я буду говорить с сестрами. Они у меня вот тут, — показал он на папку, которую держал на коленях — Так поверну дело, что все сразу станет ясным…

— Скажите, — спросил я, — почему Уйгун поступил так легкомысленно? Ведь он знал, что государственные ценности нельзя хранить дома!

— Один человек об этом говорит так, — повернулся ко мне майор. — Уйгун сделал это, чтобы дать возможность своим близким овладеть золотом… Неплохо придумано, не правда ли?.. Что ты об этом скажешь?

— Вы имеете в виду предположение капитана Зафара?

— Разве ты с ним знаком?

— Мне о нем рассказывала Бельская.

— Наташа. — В голосе майора я уловил теплоту. — Ты — журналист… Прикинь, мог ли Уйгун сделать это?

— Не знаю, — искренне сказал я.

— Не мог, — ответил майор. — За вещи, полученные со склада, отвечает он и никто больше! Если золото не найдется — ему придется сесть за решетку.

— Тогда, может быть, надо проверить Шермата?

— Уже проверяем… Этот человек у многих вызывает подозрение. — Майор выглянул в окно. — Как говорят: время покажет, кто прав, кто виноват… Сейчас Кумрихон сообщит нам кое-что…

Мы сидели в большой светлой комнате. Майор, постукивая мундштуком папиросы по столу, неторопливо задавал вопросы. Сестры отвечали живо, обмениваясь дружескими взглядами, словно перед ними был не представитель уголовного розыска, а старый знакомый, друг семьи.

«Ничего у него не выйдет, — думал я о майоре. — Кто решится воровать вещи в собственном доме? Притом, вещи, принадлежащие собственному брату и за которые ему придется отвечать».

На улице поднимался ветер. За окном упало дерево. Я вздрогнул. Неожиданный звук почему-то вызвал во мне иной ход мыслей. И то, что делал сейчас майор показалось ненужным. Я вырвал из блокнота лист бумаги и, боясь, что меня может кто-нибудь опередить, написал косым торопливым почерком: «Надо узнать, где сейчас находится муж Кумрихон. Может быть, он сбежал из заключения?»

Я подумал, что Кумрихон действовала вместе с ним — для меня, штатского до мозга костей, эта мысль была равносильна открытию Ньютоном закона всемирного тяготения.

Майор, прочитав записку, которую я передал ему, не стесняясь сестер, посмотрел на меня так, будто видел впервые.

— Гмм… — дотрагиваясь до подбородка, не сразу отозвался он. — Наргуль! — В его голосе я услышал насмешливые нотки. — Наргуль, приготовь, пожалуйста, чаю. Этот товарищ, — указал он на меня, — хочет пить…

— Да, да, — не давая себе отчета в том, что произошло, торопливо сказал я, — если можно, дайте, пожалуйста, чашку чая.

Наргуль вышла. Майор, пододвинув стул к Кумрихон, спросил:

— Значит, брат расстроен?

— Расстроен? — вспыхнула Кумрихон. — Очень расстроен…

— Да… — задумался майор. — Такое не с каждым может случиться! Не зря говорят: знал бы где упасть — соломки бы подостлал. — Он указал на стену, в которой был пролом. — Уже заделали? Как будто ничего и не произошло… Твоя работа?

Кумрихон вздохнула:

— Моя.

— Наргуль не помогала?

— Помогала.

— Почему же ты ночью не приглашала ее?

— Что?!

— Я говорю, почему ты ночью делала пролом одна? Наргуль могла бы помочь тебе!

Майор хвастался не зря: он, действительно, повернул «дело так, что все стало ясным». Кумрихон закинула голову назад и, закрыв лицо руками, застыла в оцепенении. На минуту в комнате наступила тишина, слышно было только как Наргуль гремела на кухне посудой.