Машина различий

– Ordinateurs, хвала Всевышнему, не моя специальность. Насколько мне известно, в большинстве случаев «Наполеон» работает с обычной скоростью и точностью, но его тончайшие функции поражены какой-то странной, почти мистической неопределенностью… – Арсло вздохнул. – Учитывая то, что эти высшие функции стали предметом национальной гордости, я был вынужден проштудировать горы самой темной технической прозы. И как оказалось, совершенно зря, поскольку злоумышленник уже в наших руках.

– Злоумышленник?

– Человек, не скрывающий своей принадлежности к «Сынам Вокансона». Имя его не имеет значения. Он был арестован в Лионе по обычному делу о мошенничестве, связанному с муниципальным вычислителем. Некоторые моменты в его показаниях привлекли внимание Комиссии специальных служб и тем самым – наше. Во время допроса вскрылась прямая причастность этого человека к нынешнему плачевному состоянию «Великого Наполеона».

– Так он что, признался в саботаже?

– Нет. В этом он не признался. Отказывался до самого конца. Он признал только то, что прогнал через «Наполеона» некую последовательность перфокарт, некую математическую формулу.

Олифант смотрел, как дым его сигары спиралью поднимается к лепному потолку.

– Формула доставлена из Лондона, – продолжал Арсло. – Он получил ее от некоей англичанки. По имени Сибил Джерард.

– Вы пытались произвести анализ этой формулы?

– Нет. Она была украдена, как утверждал наш жаккардинец, женщиной, известной ему как Флора Бартелл, американка.

– Ясно.

– Так скажите же мне, что вам ясно, поскольку сам я блуждаю в потемках.

Всевидящее Око. Невыносимое давление его взгляда.

Олифант медлил. Столбик сигарного пепла обломился и упал на ковер.

– Мне еще надо повидаться с Сибил Джерард, – сказал он наконец, – однако может статься, что я буду в состоянии предоставить вам информацию по упомянутой вами формуле. Или даже ее копию. Я не могу давать никаких твердых обещаний, пока не побеседую с упомянутой леди, наедине и не торопясь.

Арсло молчал, его застывшие глаза глядели куда-то очень далеко, сквозь Олифанта.

– Мы можем это устроить, – кивнул он наконец.

– Насколько я понимаю, она не под стражей?

– Скажем так, мы знаем обо всех ее передвижениях.

– Вы оставляете ей видимость свободы, ни на секунду не выпуская из виду?

– Совершенно верно. Если мы возьмем ее сейчас и она ничего не покажет, ниточка оборвется.

– Ваши методы, Арсло, как всегда, безупречны. И когда может быть устроена эта встреча?

Око, давление, грохот пульса в ушах.

– Сегодня вечером, если пожелаете, – сказал месье Арсло из Полис-де-Шато, чуть поправляя широкий, шитый золотом галстук.

* * *

Стены «Кафе де л’Юнивер» украшали живописные полотна, зеркала с гравировками и эмалированные таблички, прославляющие вездесущую продукцию Перно. Картины представляли собой либо кошмарную мазню, выполненную, похоже, в подражание машинной печати, либо странные геометрические экзерсисы, приводящие на ум беспрестанное движение кубиков кинотропа. Наблюдались здесь и некоторые творцы этих, с позволения сказать, произведений искусства: длинноволосые парни в бархатных беретах, чьи вельветовые брюки были перемазаны краской и табачным пеплом. Но основная часть посетителей – если верить спутнику Олифанта, некоему Жану Беро, – состояла из кинотропистов. Эти аристократы Латинского квартала либо выпивали за круглыми мраморными столиками в компании облаченных в черное гризеток, либо разглагольствовали о теоретических вопросах перед небольшими группками своих коллег.

Беро, один из мушаров[19] Люсьена Арсло, называл кинотропистов «тусовка». Одетый в коричневый, радикального галльского покроя костюм, свеженький и розовощекий, как молочный поросенок, он запивал мятный ликер минеральной водой «Виттель» и немедленно вызвал у Олифанта острую неприязнь. Кинотрописты предпочитали абсент. Олифант, благоразумно ограничившийся красным вином, с любопытством наблюдал за ритуальными перемещениями стакана, графина с водой, кусочка сахара и ложечки, похожей на миниатюрный совок.

– Абсент – самый верный путь к туберкулезу, – высказался Беро.

– Почему вы считаете, что мадам Турнашон может появиться сегодня в этом кафе, Беро?

– Она на короткой ноге с тусовкой, – пожал плечами мушар. – Мадам бывает и у Маделон, и у Батиффоль, но только здесь, в «л’Юнивер», она находит нечто вроде дружеского общения.

– И почему бы это?

– Потому что она была любовницей Готье. Нужно учитывать, месье, что он был тут чем-то вроде принца. Связь с Готье неизбежно ограничила ее контакты с обычным обществом. Он научил ее французскому – тому немногому, что она знает.

– А что она, по-вашему, за женщина?

– Довольно красивая, но вот только, – ухмыльнулся Беро, – холодная, как рыба. Не симпатичная. Типичная англичанка.

– Когда она появится, Беро… если она появится, – вы немедленно удалитесь.

Беро недоуменно вскинул брови:

– Напротив, месье…

– Вы уйдете, Беро. Откланяетесь. – Отмеренная пауза. – Испаритесь.

Накладные плечи коричневого костюма приподнялись.