Машина Различий

– Это было бы искажение официальных данных, сэр. – Тобиас был потрясен. – Уголовное преступление, караемое депортацией в колонии или каторгой. Да разве ж кто на такое пойдет?

Повисло напряженное молчание.

– А все-таки? – подстегнул его Мэллори.

– Ну, данные, сэр, это святая святых, ради них нас здесь и держат. Но естьнекоторые высокопоставленные чиновники, не из нашего Бюро, – лица, заботящиеся о конфиденциальной безопасности государства. Да вы понимаете, о ком я.

– Нет, – качнул головой Мэллори, – не понимаю.

– Очень немногие джентльмены, облеченные большим доверием и полномочиями. – Тобиас оглянулся на других посетителей и понизил голос. – Возможно, вы слышали о том, что называется Особым кабинетом? Или Особым бюро полиции?

– Кто-нибудь еще?

– Ну, естественно, королевская семья. Все мы, в конце концов, слуги короны. Если бы сам Альберт приказал нашему министру статистики...

– А как насчет премьер-министра? Лорда Байрона? Тобиас ничего не ответил, лицо его как-то поскучнело.

– Праздный вопрос, – делано улыбнулся Мэллори. – Забудьте о нем. Это академическая привычка – если меня заинтересовал какой-то предмет, я пытаюсь разобраться в нем до конца, до самых мелочей. Но здесь это абсолютно ни к чему. Взгляну-ка я еще раз. – Мэллори сделал вид, что повторно изучает. – Скорее всего, это мой собственный промах, да и света здесь маловато.

– Позвольте, я прибавлю газ, – вскочил Тобиас.

– Не стоит, – отмахнулся Мэллори. – Прибережем мое внимание для женщины. Возможно, с ней нам повезет больше.

Тобиас покорно сел. Минуты ожидания тянулись невыносимо долго, однако Мэллори разыгрывал ленивое безразличие.

– Неспешная работа, а, мистер Тобиас? Такого, как вы, должны манить более высокие цели.

– Мне ведь и вправду нравятся машины, – признался Тобиас. – Только не эти неповоротливые монстры, а более умные, более эстетичные. Я хотел выучиться на клакера.

– Тогда почему вы не в школе?

– Не могу себе этого позволить, сэр. Моей семье не под силу.

– А вы бы попробовали получить государственную стипендию. Пошли бы, сдали экзамены.

– Ходил я на эти экзамены, только ничего не вышло, завалил анализ. – Тобиас помрачнел. – Да и какой из меня ученый? Искусство, вот чем я живу. Кинотропия!

– Театральное дело, а? Говорят, с этой страстью люди рождаются.

– Я трачу на машинное время каждый свой свободный шиллинг. – Глаза мальчика разгорелись. – У нас небольшой клуб энтузиастов. “Палладиум” сдает нам в аренду свой кинотроп – утром, когда нет представлений. Иногда среди любительской чуши можно увидеть потрясные вещи.

– Очень интересно, – отозвался Мэллори. – Я слышал, что... – Он с трудом вспомнил нужное имя. – Я слышал, что Джон Китс очень неплох.

– Старье с бордюром, – безжалостно отрезал Тобиас. – Вы бы вот посмотрели Сэндиса. Или Хьюза. Или Этти [75]! И еще один клакер, манчестерский, так у него работы вообще отпад – Майкл Рэдли. Я видел одно его шоу здесь, в Лондоне, прошлой зимой. Лекционное турне с каким-то американцем.

– Кинотропные лекции бывают весьма поучительны.

– Да нет, лектор там был какой-то жулик, политик американский. Будь моя воля, так я бы его вообще со сцены турнул, а картинки прогнал без звука.

Мэллори дал беседе иссякнуть. Тобиас некоторое время поерзал, желая поговорить еще и не решаясь на подобную вольность, но тут зазвонил колокольчик, и он вскочил как подброшенный и умчался, громко скребанув по полу подметками полуразвалившихся башмаков.

– Рыжие, – объявил он через несколько секунд, кладя перед Мэллори новую порцию распечаток.

Мэллори хмыкнул и погрузился в изучение снимков. Падшие, безнадежно погубленные женщины. Женщины, о чьем падении, о чьей гибели неопровержимо свидетельствовали их лица, оттиснутые на бумаге крошечными черными квадратиками машинной печати. В отличие от мужских, женские лица почему-то казались живыми. Вот круглолицая уроженка рабочих кварталов Лондона, дикая необузданность ее взгляда даст сто очков вперед любой индейской скво. Глазастенькая ирландская девочка, и сколько же она, наверное, настрадалась из-за своего длинного, неестественно узкого подбородка. Уличная девка с пьяноватыми глазами и копной грязных нечесаных волос. Там – прямой, неприкрытый вызов, здесь – упрямо сжатые губы, а вот – застывшие измученные глаза пожилой женщины, чей затылок слишком сильно и слишком надолго сдавили фиксирующей скобой.

А эти глаза – сколько в них мольбы, сколько оскорбленной невинности... Постойте, постойте, да это же... Мэллори ткнул пальцем в снимок и поднял голову:

– Вот она!

– Ну, здорово! – вскинулся Тобиас. – Какой там у нее индекс?

Прикрепленный к столу ящичек из красного дерева оказался ручным перфоратором; Тобиас набил, поглядывая на распечатку, гражданский индекс женщины, вынул готовую карту из перфоратора и положил в лоток. Затем он смахнул крошечные бумажные квадратики со стола в ладонь и препроводил их в мусорную корзину.

– И что же? – спросил Мэллори, вынимая из кармана записную книжку. – Теперь я получу досье этой женщины?

– Более или менее, сэр. Не полное досье, а резюме.

– И я смогу забрать эти документы с собой?