Машина, сгоревшая от любви

Одна из девочек даже начала откровенно заигрывать с ним, что оставило у Марта неприятный осадок. Его подопечные не вышли из детского возраста. Какие тут могут быть романы?

Он видел, как в считаные месяцы у старшеклассниц менялось отношение к делу. На первый план выходили немедленные дивиденды: путевка в вуз, повышенные стипендии, трудоустройство и прочее. Когда им объясняли, что впереди еще немало работы над собой, у девочек портилось настроение. Они закрывали за собой дверь и уходили навсегда.

Ему грустно было на это смотреть. Будто наблюдаешь за утопающим. И ничего не можешь сделать.

С тех пор Март решил, что с девочками надо начинать работать пораньше. А мальчиков можно брать и постарше.

«Скоро то же самое произойдет и с Никой Лавиной», – подумал Март. Он видел тревожные признаки. «Буду помогать ей, пока сама стремится. Перспективность оцениваю по третьей категории, соответственно, занесу ее в третью группу, самую последнюю. А там посмотрим. Думаю, она скоро погаснет. Грустно, но мне придется это пережить».

Часть 2

Знакомство с опасными женщинами

12.

Сегодня Роман Лавин, отец Ники Лавиной, чувствовал, как в душе открылось светлое окошко. Обычно в его руках гудела сила, готовая прошибить бетонную стену. Под давлением этой силы кулаки наливались тяжестью и постоянно рвались кому-нибудь врезать. Но сейчас руки смягчились и подобрели.

Они не тянулись вырвать с корнем мониторы в офисе автоматической администрации. А спокойно ставили галочки в бесчисленных графах юридических предписаний.

Ознакомлен.

Ознакомлен.

Ознакомлен.

Каждый пункт предписания появлялся на мониторе. Не мусорить. Не проявлять агрессии. Не ломать. Не делать того, не делать этого. Рядом всегда вспыхивал квадратик. В него требовалось поставить знак своим пальцем (сканер идентифицировал человека по отпечатку).

Ознакомлен.

Ознакомлен.

Идиотизм, конечно. Нельзя такое терпеть. Но он терпел. Причем спокойно.

Он оформлял пропуск на большую землю. Роботы-администраторы вели себя так, будто не считали жителей социального квартала за людей. Сегодня его это не задевало.

Сколько лет он не был на большой земле?

Шестнадцать? Семнадцать?

С того самого матча. С тех самых пор. Больше никогда.

Так сложилось.

Жителю социального квартала было непросто выбраться на большую землю. Требовался веский повод. Иначе администрация не выдавала пропуск.

Повода после того самого матча не появлялось.

Тогда ему было семнадцать. Семнадцать лет и четыре месяца, если быть точным.

Сейчас ему тридцать пять. Значит, прошло больше семнадцати лет.

В офисе кроме него людей не было. Стеклянные стены шли полукругом, открывая вид на задворки социального квартала. На площадке перед офисом валялся мусор: пластиковые пакеты, пустые стаканчики, окурки и прочее. Асфальт разрезали черные трещины. Беспорядок в социальном квартале нисколько не заботил ни интелей, ни их роботов. Хотя прислать сюда автоматических дворников было бы для них пустяком.

Но ведь им плевать на социальный квартал, на людей в нем, на то, как здесь живут. Интели лучше лишний раз на какой-нибудь свой зоопарк потратятся, чем помогут здесь что-то хорошее сделать.

Внутри офиса стояло несколько пустых стульев, на которые, кажется, никто никогда не присаживался. Вдоль прямой непрозрачной стены, соединявшей стеклянный полукруг, были установлены белые тумбы с интерактивными мониторами. Это были настоящие столпы бюрократии. Электронные крючкотворы, заточенные пить кровь из людей социального квартала.

Хотя если поставили стену, то и жители большой земли должны получать пропуска в социальный квартал. С такими же трудностями. Это было бы справедливо.

Но нет. Им все дается легко. Могут в любой момент прийти сюда и погулять. Даже из чистого любопытства. Будто им здесь зверинец.

Так пусть не удивляются, что им здесь шагу без охраны не ступить.

Вопреки обыкновению, подобные мысли не вызывали сейчас у Романа Лавина, больше известного как Барс, гнева.

Собственно, по имени его звали в основном компьютеры-крючкотворы. Остальные говорили Барс. Почетное прозвище – единственное, что осталось с тех самых пор.

Остальное сгинуло.

И все же сейчас ничто не могло захлопнуть светлое окошко в душе. Ни хамство роботов. Ни воспоминания. Ни-че-го.

Потому что он ехал на большую землю.

Несколько дней назад с ним связалась представительница Института развития личности. Нажимова Анжела Лиовна. Так ее звали. Она пригласила его на встречу. Сказала, есть работа. Точнее, есть предложения по сотрудничеству. Надо обсудить. Именно так и сказала.

Если кто-то вспомнил про него, может, не все еще сгнило на большой земле. Осталось что-то человеческое. Хотя верится слабо.

Робот попросил Барса положить руку в круглое отверстие в тумбе – камеру выдачи пропуска. Рука вошла почти до локтя. Отверстие сузилось, фиксируя руку. Барсу что-то придавило запястье, затем сжало мизинец и перетянуло палец возле основания.

Это аппарат надел кольцо-пропуск.

Интересно, что ему предложат? Наверное, попросят тренировать школьников-интелей. Придется переезжать туда.