Машина снов

Огненный поток остановился, и из него выделилась, словно отломилась, одна из лис. Сев на задние лапы ещё лисой, она внезапно встала в полный рост уже человеком. Женщиной. Сводящей с ума своей ладной фигурой и чуть раскосыми, светящимися глазами на утончённом лице. Совершенно обнажённая, она подошла к арбе, возница испуганно склонился почти до земли, раскрывая перед ней воротца, она впорхнула вглубь и буквально через минуту уже вышла наружу богато одетой. Марко облегчённо вздохнул: смотреть на их пышущие огнём, такие совершенные тела было трудно.

— Здравствуй, молодой мастер, — ксилофоном прозвенел за его спиной голос матери-лисы. — Ты звал, и мы пришли на помощь, как договаривались.

— Здравствуй, повелительница, — сказал Марко и чуть поклонился. Словно окунул лицо в горячую воду. Воздух между ним и матерью- лисицей заиграл искрами и сгустился, даже, казалось, потемнел.

Они стояли друг напротив друга молча. Словно хотели бы что-то сказать друг другу, что-то глубинное, что-то такое важное, для чего пока ещё не придумано слов. Жарко ощупывали друг друга пульсирующими зрачками. Впитывали друг друга кожей. Ждали друг от друга первого звука, который сломает эту перегородку из неловкого молчания, чугунной балкой лежащего между ними.

Ветер шевельнул седую прядь, выбившуюся из причёски Марка. И тотчас с головы матери-лисицы, змеясь, выполз тёмный каштановый локон, с робкой жадностью касаясь седой Марковой пряди.

Песок взвился и повис между ними кисейной пеленой. Песчинки замерли, чуть поблёскивая отражённым закатным светом. Наконец мать-лиса шевельнулась, вся зашлась странной рябью, словно волной мелких судорог, будто бы тело её было косяком рыбок, внезапно утративших строй, а потом снова сбившихся в стаю. Марко оцепенело сунул руку в перемётную суму, тяжело стряхивая морок. Достал небольшую, богато инкрустированную шкатулку. Протянул. Щёлкнули миниатюрные замочки. Мурлыкая пружинками, откинулась крышка. И тотчас же глаза матери-лисы вспыхнули сотней огней.

— Это подарок императора, — с некоторой долей самодовольства сказал Марко.

— Здесь же… целое… царство, — сглатывая пересохшим ртом, прошептала мать-лиса.

— Твоей семье ещё долго не придётся голодать.

— Ты щедрый любовник.

— Император учил меня карать без жалости, одаривать — без сожаления… Нам нужно поторапливаться.

— Хорошо, — сказала мать-лиса и что-то коротко тявкнула.

Лисы, уже принявшие человеческий облик, засмеялись, совершенно

как стайка молоденьких фрейлин навеселе, и пошли к повороту. Возница коротко свистнул, и из подлеска появилась сначала его вороная лошадь, ощутимо покусанная во время любовных игр, а затем и Марков жеребчик, выглядевший немного ополоумевшим. Возница быстро подпряг обеих лошадей к арбе, и, поскрипывая, повозка устремилась вдогонку за лисами. Марко проводил их взглядом, утёр пот, сжал кулаки, чтобы унять дрожь в пальцах, и быстро принялся карабкаться вверх по холму.

Расчёт оказался верным: как только кортеж преобразившихся лисиц подошёл к воротам усадьбы, в бойницах показались лучники, а из ворот вышел дородный малый в кожаных нарукавниках с шипами и, поправляя на плече окованную железом палицу, вежливо спросил, что забыли в этой глуши благородные дамы?

Благородные дамы наперебой защебетали что-то о поломке повозки, о разбойниках, о баррикадах на дороге, об охране, которая разбежалась, бросив их на произвол судьбы. Марко слушал их убаюкивающий гомон и с удовлетворением заметил, что лучники ослабили тетиву и уже не выцеливали в толпе лисиц невидимого врага. Здоровяк с палицей что-то неразборчиво крикнул в створ ворот, и через пару минут из проёма вылетели двое всадников, помчавшись по дороге, вероятно, для того чтобы найти следы битвы, о которой рассказывали лисы.

С холма Марко хорошо видел, как они обогнули поворот и как в упор налетели на арбу, перегородившую путь. Они успели вынуть мечи и спешиться, чтобы заглянуть внутрь. Через пару минут Марко уже видел только судорожно дёргающиеся ноги одного из всадников, торчащие из арбы. Второй всадник вывалился наружу, в ужасе шаря глазами по дороге, но небольшая лисичка догнала его, впившись в рот. И вскоре от него остались лишь нарядный доспех да ссохшаяся телесная оболочка, несколько минут назад бывшая полнокровным воином.

Лысый возница ублюдочно гыгыкал, счастливо пускал слюну, пританцовывая вокруг с бичом, лисы мелодично смеялись, и в этом заливистом смехе слышалось нечто настолько жуткое, что кровь стыла в жилах. Лисы гладили возницу по лысой башке, а он ползал вокруг на четвереньках, иногда вскакивая в придурочном паралитичном танце, как сломанная игрушка падал на спину, катался и снова вскакивал, сверкая нечеловеческими рубиновыми глазами. Его эрегированный член колом вздыбил угольные шаровары, возница слабо ловил руками воздух, делая непристойные движения, лисы смеялись, лошади фыркали и бесились, скованные упряжью. Марка передёрнуло от гадливости. Он поправил в рукаве стилет и медленно начал спускаться с холма к усадьбе, держась за верёвчатый лимонник, сплошным ковром льющийся по крутому склону.