Машина снов

Он сгустился из обрывков теней, из игры света, из бликов и дуновений, огромный, перекачанный моим страхом, как лягушка, надутая воздухом через соломинку, вставленную в задницу. Повинуясь моим указаниям, Лян нанёс ему запечатывающие знаки на веки, нос, рот и уши, дрожа всем телом от ужаса и нервной икоты, и мелко-мелко молясь. В тот момент, когда я прервал ниточку, связывавшую твоего двойника с его собственным миром, он замычал, как пьяный, встал, покачиваясь, сделал несколько шагов… Я указал ему путь… Я показал ему, проявил прямо в его сознании девицу Чэнь — сочную, яркую, пробуждённую и полностью готовую к страсти, благодаря бесстыдству Ляна Простака. И он мгновенно растворился, словно развалился на крохотные песчинки, сделавшиеся вдруг прозрачными, и собрался из них уже за порогом покоев, где под охраной стражи жили мастера. Он проявился там как раз в момент, когда девица Чэнь и Тоган вошли через заднюю дверь, а Лян Простак просочился в окно. В покоях, где жили мастера, царил полумрак, но огромная полупрозрачная форма твоего двойника светилась как ночник. Совершенно голый Тёмный человек увидел, точнее, каким-то шестым чувством распознал девушку и шагнул к ней. Маленький толстяк выхватил было оружие, но выронил его от изумления. Лян Простак подумал, что сейчас твой двойник набросится на охрану и уничтожит её, но ничего не произошло. Тёмный человек просто стоял и пялился на девицу, беспомощно поводя огромными руками, словно пытаясь что-то поймать в пустоте. А стража и мастера просто оцепенели от ужаса и изумления. В эту минуту девица Чэнь метнула в затылок толстяку-плотнику камень, что обычно используются пращниками, тот тяжело упал, выронив оружие, и всё пришло в движение. Тоган атаковал беловолосого великана, она помогала ему, принц крикнул, чтобы она обыскала толстяка, но она не успела — тот куда-то заполз, а в это время Лян Простак пытался достать ковчежек, что выпал из-за пазухи великана. Тут Тёмный человек начал таять, и Лян понял, что дальше тянуть некуда, надо вступать в битву, пока стражники всё ещё не вышли из ступора. Почти невидимый в сумраке покоев, он выхватил ножи и, пока Тоган уворачивался от взмахов белого великана, отправил стражников в мир предков. Лян уже практически подобрался со спины к великану, но тут Тоган нанёс точный удар прямо в горло, великан рухнул на колени, и Лян, в ужасе от того, что Тоган сейчас его обнаружит, поспешил ретироваться, так и не выполнив свою задачу. Тоган же, видя четырех убитых нухуров и тающую фигуру Тёмного человека, решил, что именно твой двойник покончил со стражей.

Дальше Лян поступил как полный идиот, что, впрочем, неудивительно. Он побежал к Темуру, чтобы рассказать о том, что Тоган убил обоих мастеров и попытается украсть машину. Темур, естественно, спросил, откуда ему, мелкому воришке, стали известны планы принца? Лян замялся. Ему бы надо было пролепетать что-нибудь про девицу, которая щедро снабжала его сведениями в обмен на плотские утехи, но Лян начал плести околесицу про чёрную магию, которой я научил его. Он рассказал, что я вхожу в его тело, что управляю им, как куклой, которую надевают на руку. И тогда Темур начал его пытать. К сожалению, потеряв несколько пальцев, одно яичко и один глаз, проклятый Лян заговорил…

Заговорил он сумбурно и путанно, тёмным языком прорицателей, но заговорил. Он говорил и говорил, слова, мутные и неясные, лились гнилым потоком из порванного рта, он плакал и смеялся, трясся и выл, но Темур шаг за шагом становился ближе к мысли о том, что ему тоже нужна машина снов. И главное — он понял, что я не мёртв. Что, даже не обладая твёрдым телом, я продолжаю жить и управлять событиями через Ляна, который всё плевался и выл, выхаркивая кровяные куски лёгких: Темурчик, Темурчик, господи, как же больно, останови их, пожалуйста, останови их, я не вынесу, пожалуйста, убей меня, ах ты сраный гад, ты сукапидор, прекрати же это, мне больно. Одурев от грохота собственной рвущейся кожи, раздираемой бронзовыми щипцами, он визжал, как собака, ошпаренная кипятком. И я выл вместе с ним. Я выл вместе с ним. Потому что я был вместе с ним. Я был им. Тонкая паутинка, натянувшаяся между нами, со временем окрепла, превратившись в стальную струну, и каждый его нерв вплетался в меня сотнями волокон, он дышал за меня, пока я думал за него, мы сплелись, как два осьминога, жизнь стравила нас в этой адской свадьбе, он орал и метался, а я, лишённый тела, вновь обрёл чувствительность, проживая всю боль, которой Ляна щедро одаривал мой младший брат принц Темур. Иногда, когда сарацинские прихвостни Темура перебарщивали, Лян терял сознание, его спасала способность тела выключаться во время сильной боли, но я продолжал бодрствовать, и каждая истыканная сталью клеточка его тела в этот момент отражённой болью вопила во мне.