Машина снов

— Не было, — продолжил Хубилай. — Я знаю. Я знаю, что ты приехал уже под утро, упал перед крыльцом с лошади, еле дополз до Павильона снов, где и заперся один-одинёшенек. Остаток ночи тебя бдительно охраняла ночная стража. Где же ты так набрался вчера?

— Вам известна таверна «Яшмовая жаба»?

— У Северной заставы Тайду? Да.

— Вчера я решил немного проехаться и завернул туда. Как уехал — не помню. С кем был… Тоже не помню, — Марко почувствовал, что болевшая голова помогает ему врать более убедительно. — Помню одну девчушку-катаянку… Больше… ничего не помню.

— В этом трактире, в «Жабе», часто видят моего сына Тогана.

— Хорошее заведение, мне понравилось.

— Я заметил… Марко, я тебя прошу. Как отец. Я ведь могу попросить тебя о чём-то как отец?

— Конечно, повелитель.

— Пожалуйста, не водись с моими детьми. Особенно за моей спиной.

— Да что вы?! У меня и в мыслях не было… — начал оправдываться Марко, слыша где-то внутри назойливый голос, упорно твердивший ему «только не переигрывай, только не переигрывай».

— Я надеюсь на это. Видишь ли, Марко, я настоятельно советую тебе держаться от них подальше в интересах твоей же собственной безопасности. Одно дело, когда я повелеваю Тогану сопроводить тебя в экспедиции через Аннам. Тогда ты находишься под защитой моего слова. Моего приказа. Но если ты сам вдруг решишь, что можно без опаски дружить с императорским выблядком… Знаешь, даже если ты будешь выпаивать маленького змеёныша молоком из собственного рта, рано или поздно эта тварь укусит тебя в губы. Змеи не знают благодарности. Детей императора отравляет собственный яд, текущий в них. И даже если сегодня они лелеют какие-то благие порывы, то рано или поздно их ядовитая природа возьмёт верх. Понимаешь, о чём я?

— Но повелитель…

— Не говори мне «но», Марко. Пожалуйста, не говори мне вообще ничего. Я ничего не хочу слышать. Я только хочу, чтобы ты слепо следовал моему совету. Слепо. Бездумно. Как самый тупой кыпчак- лучник. Как самый тупой. Как деревенский дурачок. Ты меня понял?

— Да, повелитель.

— Я могу на тебя надеяться?

— Да, повелитель.

— Ну, вот и славно. Тогда пойдём позавтракаем.

Завтрак казался совершенно безвкусным, Марко мял еду онемевшими от похмелья дёснами, всё ещё чувствуя на лице влажные тёплые туманные струи. Сон не отпускал его. Голос Хубилая, обычно такой звучный, скользил поверх сознания, не проникая в уши. Марко украдкой глянул на императора и некстати вспомнил медный колючий замок, плотно пригнанные швы между плитами, режущие края полированных игольчатых башен…

— Перестань! — крикнул Хубилай.

Марко очнулся от наваждения. По его ладоням стекала кровь. И вся закованная в металл грудь императора сочилась его кровью.

— Что с тобой? — с беспокойной нежностью в голосе спросил император. — Что ты делаешь?

С ладоней Марка капала неправдоподобно алая кровь. Она стекала вниз тоненькими вязкими нитями из десятков мельчайших проколов и вдруг застыла, подчинившись императорскому окрику. Стоявший поодаль седой сотник побелел от страха. Между Марком и императором было около десяти шагов. Но кровь текла из ладоней Марка, вилась десятками тоненьких струй по груди богдыхана и застывала, подчиняясь каким-то колдовским силам, свисая с Марковых ладоней тончайшими, словно шёлковыми, алыми нитями.

— Я…

— Ты всё ещё там?

— Не знаю… возможно, какая-то часть меня… Я чувствую себя ужасно разбитым, больным… Мне трудно себя контролировать… Простите, Кубла-хан…

— Подожди оправдываться, мой мальчик, — Хубилай повернулся к сотнику и резко спросил его: — Как тебя зовут?

— Кончак-мерген, — побелевшими губами ответил нойон.

— Назови его имя, мой мальчик, — ласково попросил император, вглядываясь в лицо Марка. — Прикрой глаза и позови его. Давай…

Марко подался плечами назад, в прозрачную горячую пелену, мгновенно окутавшую его, и шёпотом произнёс имя сотника на мун- гальском. Внезапно он увидел мир сквозь наконечник неровной стрелы, выструганной неумелой рукой ребёнка, стрела летела прямо в кожаную занавесь, прикрывавшую вход в огромную юрту, беззлобно ругнулся женский голос, шумно проскакал огромный конь, щёку ожёг удар, обида, жуткая обида, отец, мама, брат, какие-то люди, обрывки голосов, взгляд наткнулся на деревянный щит, ещё на что-то, но Марко смёл зыбкую преграду и ворвался в юрту, оказавшуюся внутри огромной и высоченной, как самая высокая башня, там на лохматой овечьей шкуре замерзал скорчившийся от ледяного ветра чумазый мунгальский ребёнок.

Марко мотнул головой.

Сотник лежал, скорчившись на земле так же, как этот маленький мальчик, и в голос плакал, что-то повторяя на почти непонятном наречии.

Марко сжался и выплюнул плясавшее внутри него имя. Ффффффу.

Сотник сел на земле, отирая слёзы. Его сотрясали рыдания.

— Что ты сделал? — строго спросил Хубилай.

— Я нечаянно выстрелил. Я поспорил с пацанами, что стрела долетит. Я никого не хотел поранить, тем более брата, — торопливо затараторил сотник, по-детски шепелявя, и вдруг осёкся, потихоньку приходя в себя.