Во-первых, — 8 апреля, ровно в полдень, взлетел на воздух арсенал, вернее склады взрывчатых веществ, расположенные у Аннаполиса, невдалеке от морской военной школы. Катастрофа не была рядом последовательных взрывов, как это обычно имеет место в таких случаях, например, в Бухаресте в 1924 году, — вся масса значительных запасов пироксилина, мелинита, лиддита, экразита и других разрушительных веществ взорвалась сразу, одним невероятной силы ударом. Результаты были неописуемые. Городок разрушен почти до основания. То, что уцелело от взрыва, было охвачено пламенем, борьба с которым на первых порах была невозможна, так как силою удара была повреждена водопроводная сеть и разрушена водонапорная башня. Жертвы насчитывались тысячами одними убитыми, но, конечно, цифры были гадательны, так как население в панике покинуло город, рассыпавшись по окрестностям и наводнив их беглецами вплоть до Балтимора. Морская военная школа в Аннаполисе была разрушена. Однако из воспитанников при взрыве погибло немного. Оставшиеся были вначале единственной организованной силой, бросившейся на помощь обезумевшим жителям и на борьбу с огнем.
Газеты передавали о героизме этой самоотверженной молодежи, проявившей энергию, настойчивость и смелость, которыми так гордятся американцы.
Наряду с описанием этих потрясающих событий незамеченными прошли мелкие подробности, которые многие объясняли разыгравшимся воображением очевидцев. Многие рассказывали, особенно в военной школе, что одновременно со взрывом погребов взорвались и некоторые отдельные, находившиеся в разных местах, заряды. Разорвало, якобы, несколько заряженных ружей, зарядные ящики с патронами в орудийном парке школы, несколько морских автоматических мин и так далее. Проверить это было трудно, так как все было похоронено под развалинами.
Одновременно с катастрофой в Аннаполисе разыгрались психические эпидемии, напомнившие знакомые уже по недавнему прошлому массовые заболевания в Роаноке, Атланте и Кентукки.
Чарльстон и Хентингтон в штате Виргиния приблизительно в то же время, около полудня 8 апреля, были охвачены стадным чувством безотчетного, неудержимого беспокойства, перешедшего вскоре в панический страх. Улицы наполнились встревоженными толпами, двигавшимися без смысла и цели по всевозможным направлениям сплошной массой, все сильнее возбуждавшей себя взаимным влиянием. Жизнь в городе остановилась. Часть населения бросилась вон из него, влекомая каким-то неодолимым стремлением бежать, не зная, куда и зачем. Это было дикое зрелище, по словам газет: эта толпа жителей современного города, оторванных внезапно от повседневных дел, — клерков, ремесленников, рабочих, упитанных буржуа и жалких оборванцев, женщин в светлых весенних костюмах и работниц с фабрик в своих отрепьях, — толпа, запрудившая улицы и дороги, ведущие на восток.
Но одновременно разыгрались и другие события.
В возбужденном состоянии достаточно малейшего повода, чтобы направить стихийную силу в определенное русло. И повод не замедлил явиться.
В одной из толп, собравшей летучий митинг, выступил с речью молодой рабочий с бумагопрядильной фабрики. Это была не речь, по словам очевидцев, а безумный вопль ужаса и негодования, обуявший тысячную толпу порывом сокрушающей ярости. Подобно степному пожару, стихийно с громом и ревом, затопили эти людские волны кварталы, где среди садов и парков ютились виллы и особняки, и не оставили там камня на камне. Одновременно толпа захватила вокзалы, телеграф, почтамт и другие важные пункты.
Но эта стихийная победа не была устойчивой. Люди были все под тем же гнетом непрекращающегося страха; одни толпы сменялись другими. Они приходили, уходили, на час воодушевлялись направляющей волей, потом присоединялись к стремительному потоку, изливающемуся из города. Это был механизм, в котором выскочило какое-то главное колесо, связывающее движение частей в стройное целое. Вертелись колеса, скрипели оси, постукивали пружины, но все это кружилось безо всякой связи и цели, вразброд, как улей, из которого вынули матку. Из Ричмонда были вызваны войска — пули должны были восстановить утерянный смысл.
Такие же картины разыгрывались и в Хенингтоне с тою только разницей, что здесь из тюрем вырвались заключенные, и в городе начались грабежи, убийства, и вспыхнул пожар.
Как было объяснить все это и связать с угрозой таинственного корреспондента, точно предсказавшего время и место этих событий? Положим, взрыв в Аннаполисе можно было приписать заранее подготовленному злоумышлению, но как предвидеть то, что произошло в Виргинии?