— Сколько я могу взять от своего «я» и остаться самим собой? Если страстное желание добраться до Сенатора не является моим собственным, то тогда я не разбираюсь в принуждениях.
— Флорин — не можешь ли ты просто забыть о Сенаторе? Забыть обо всем этом и пойти домой?
— Не сейчас, бэби, — сказал я и почувствовал, что начинаю улыбаться. — Возможно, не пошел бы и раньше, а сейчас определенно нет. Потому что они сваляли дурака.
Она ждала; она знала, что это еще не все. Я раскрыл ладонь, которая была крепко сжата последние четверть часа, и посмотрел на устройство, которое держал. Оно было маленьким, сложным, с выпуклостями и отверстиями, с блестящими точками, которые сверкали в приглушенном свете; промышленное изделие, причем изготовленное индустрией, далеко обогнавшей земную.
— Я отобрал это у Змееголового, — сказал я. — Это означает, что Змееголовый существует — по крайней мере, он так же реален, как ты и я.
— Что это?
— Доказательство. Я не знаю, чего. Я хочу показать его людям и посмотреть, что произойдет. У меня такое чувство, что «им» это не понравится, и уже одно это составляет цену признания их существования.
— Куда ты пойдешь?
— Обратно, куда они не хотят, чтобы я шел.
— Не делай этого, Флорин! Пожалуйста!
— Извини. Человек из Железа не отступает. Пробивать головой кирпичную стену — вот мой стиль.
— Тогда я иду с тобой.
— Раньше ты всегда позволяла мне уйти. В чем теперь дело?
— Я ничего обо всем этом не знаю. Мы идем?
— Это новый поворот, — сказал я. — Может быть, это хорошее предзнаменование.
Снаружи холодный ветер гулял по пустынной улице. Она обхватила себя руками, что я охотно сделал бы за нее.
— Флорин — так холодно — так одиноко…
— Только не с тобой, куколка. — Я взял ее за руку; и почувствовал, как она дрожит. Мы отправились.
21
Магазин готового платья был все еще на месте, кондитерская тоже; но теперь между ними было большое свободное пространство, полное сухих стеблей, ржавых банок и битых бутылок.
— Т-с-с, — сказал я. — Не обращай внимания на детали. — Я продолжил путь до угла и дальше к месту, где была вращающаяся дверь. Она навсегда исчезла.
На ее месте была разрисованная приемная с картинами, которые мог бы иметь на стенах своей берлоги отставной бухенвальдский охранник. Но без двери. И даже без места, где она могла бы быть. От этого голова у меня начала болеть снова. После третьей пульсации сверчок в моем ухе перестал потирать крылышками и произнес:
— Хорошо, Флорин. Ожидайте следующего события.
— Что это? — спросила девушка.
— Ничего; просто приступ ишиаса, — сказал я и пощупал кожу за ухом. Кажется, никакого маленького фиолетового приборчика там не было. Я проверил и другую сторону. Порядок. Итак, теперь я слышу голоса уже без помощи технических приспособлений. Это не такой уж невиданный трюк: множество психопатов могут исполнить его.
Мы прошли дальше к арке, за которой была затхлая галерея, полная паутины и спертого воздуха. Я попробовал открыть первую дверь и вошел в комнату, которую видел ранее.
Толстый ковер исчез, тяжелые занавеси отсутствовали, оштукатуренные стены от времени покрылись трещинами и пятнами. По всему полу валялись газеты, которые выглядели так, как будто на них кто-то спал. Из всей мебели был только покосившийся стальной скелет того, что, возможно, было тогда кожаным диваном. Дверца сейфа, слегка заржавевшая, но целая, была полуоткрыта, как тогда, когда я ее видел в последний раз.
— Тебе знакомо это место? — шепотом спросила мисс Реджис.
— Это бывшее личное убежище моего старого приятеля Сенатора. Только возникает одна проблема — оно расположено в шестидесяти милях отсюда в большом доме с множеством лужаек и заборов и полного сотрудников службы безопасности. Или это так, или меня возили на грузовике кругами в течение трех часов.
Я заглянул в сейф; там ничего не было кроме пыли и разорванного конверта с пурпурной почтовой маркой, адресованного «жильцу 13 номера». Я осмотрел фальшивое окно, которое Сенатор открыл как дверь, во время нашего полночного побега, но если там и была тайная щеколда, я не сумел ее обнаружить.
— Похоже, что Сенатор выехал и забрал с собой все разгадки, — сказал я. — Грязный трюк, но я знаю и погрязнее. — Я подошел к стенному шкафу и ощупал заднюю стенку.
— Он говорил мне, что официальный маршрут побега начинался здесь, — сказал я девушке. — Может быть, он лгал, но… — Толстый кусок стены, который я толкал, неожиданно соскользнул в сторону, и холодный ночной воздух подул из темноты.
— Ага, — сказал я. — Способность предсказывать является критерием любой теории; теперь все, что нам нужно — какая-нибудь теория. — Я взял пистолет, который Сенатор назвал двухмиллиметровым иглометом. Выставив его перед собой, я шагнул в узкий проход, закончившийся другой дверью. Она была закрыта, но точный удар расколол дерево, и дверь распахнулась. Снаружи была стандартная темная аллея с пустыми корзинами для яблок, разбитыми оцинкованными баками для мусора и кустиками растений между разрушенными воздействием атмосферы кирпичами. Высокий сплошной забор закрывал путь налево.