Машина времени шутит (сборник)

— Спасибо, брат, — вздохнул он и, как к богу, поднял ко мне скованные руки. — Спасибо, независимо от памяти о прошедших радостях, которую мы разделяем с тобой! Спасибо, во имя любви нашей матушки, леди Элеоноры, святой…

— Не погань имя той, что любила тебя! — заорал я, ожесточив свое сердце воспоминанием о ее лице, бледном в отблеске приближающейся смерти, заставляющем меня поклясться вечно защищать и покровительствовать тому, кто теперь коленопреклоненным стоял передо мной…

Он рыдал, когда его оттаскивали, рыдал и клялся в своей истинной любви и преданности мне. А позже, в своих покоях, рыдал я, вновь и вновь слыша глухой удар топора палача.

Мне говорили, что под конец он обрел мужество и шел к плахе с высоко поднятой головой, как приличествует сыну королей. И своими последними словами он меня — простил.

Ох, он простил меня…

Какой-то голос звал меня по имени. Я моргнул и увидел лицо Молли как бы сквозь дымку.

— Джонни, что это?

Я тряхнул головой, и галлюцинация исчезла.

— Не знаю, — сказал я. — Может быть, недосып.

— Твое лицо, — выговорила она. — Когда ты взял в руки бокал и поднял его вверх, как сейчас, ты выглядел — как чужестранец…

— Возможно, это напомнило мне кое о чем.

— Это тебя тоже достало, не так ли? Джонни?

— Может быть. — Я одним глотком проглотил бренди.

— Самое лучшее для тебя — уйти, — мягко сказала она. — Ты знаешь это.

— А если они не… Нельзя иметь все, — заметил я.

Она посмотрела на меня и вздохнула.

— Мне все время казалось, что ты должен идти по жизни своим путем, Джонни.

Я почувствовал, что ее глаза следили за мной, пока я выходил сквозь застекленную дверь на холодный вечерний воздух. Над заливом клубился тяжелый туман, сквозь который большие ртутные лампы внизу освещали пирс, как мост в никуда. На конце его в тумане плавала моя лодка. Легкоуправляемая, сорокафутовая, она была почти выкуплена. Суденышко низко сидело в воде при полной загрузке своих четырехсотгаллонных баков. Пара 480-Супермарин-Крайслеров под ее транцем была старой, но в наилучшем состоянии — я собственноручно перебрал их. Они всегда привозили меня туда, куда бы я ни направлялся, и обратно.

Я прошел мимо моторного сарая, когда двое мужчин выделились из тени и вышли, преграждая мне дорогу. Одного из них, крупного экс-боксера, звали Джекези, другой был мелкой пташкой с лисьим лицом в костюме автогонщика. Он щелчком отбросил сигарету, пригвоздил ее носком ботинка и поддернул рукава жестом карточного шулера, готовящегося к быстрой сдаче.

— Это мистер Рината, Кэрлон, — сказал Джекези. Кто-то когда-то попал ему в глотку, и с тех пор его голосом был хриплый шепот. — Он приехал из Палм-Бич специально, поговорить с тобой.

— Приятно видеть вас, мистер Кэрлон, — человек с лисьим лицом вынул длинную узкую руку, похожую на обезьянью.

— Я говорил вам, чтобы вы не толклись вокруг моей лодки?

— Не упрямься, Кэрлон, — сказал Джекези. — Господин Рината большой человек и проделал долгий путь…

— Организация Защиты Рыбаков — важная организация, приятель, — заговорил Рината. — Человек может избавить себя от кучи неприятностей, замолчав.

— А какие неприятности могут меня ожидать?

Он кивнул, как будто я сказал что-то разумное.

— Скажу вам вот что, Кэрлон, — заявил он. — Чтобы доказать нашу добрую волю, мы отменим три сотни вступительного взноса.

— Просто убирайтесь с моей дороги, — сказал я и попытался пройти мимо них.

— Подожди минутку, старик, — прорычал Джекези. — Морды вроде твоей с мистером Рината так не разговаривают.

— Легче, Джекези, — мягко сказал Рината. — Мистер Кэрлон слишком разумен, чтобы лезть на рожон.

Я уловил направление, в котором он мельком бросил взгляд, и увидел машину, разгружавшуюся посреди улицы. Два человека склонились у переднего крыла, согнув руки.

— Со временем вы двинетесь с места, Кэрлон, — сказал Рината, показывая мне несколько зубов, которые нуждались в обработке. — Парни, что ходят сами по себе, не имеют шансов в наши дни. Слишком острая конкуренция. — Он взял несколько бумаг из внутреннего кармана и вручил мне. — Подпиши их, дружище. Это самое умное, что ты сможешь сделать.

Я взял бумаги, порвал пополам и выбросил.

— Еще что-нибудь, или вы, наконец, смотаетесь? — спросил я.