Превращение фактуры, будь то ветки или буквы, в лицо стоит начинать после того, как создан честный и выразительный портрет. В противном случае эта задача ничем не отличается от простого срисовывания с фотографии.
Модули могут быть фигуративными сами по себе, но тогда нужна смысловая связь между ними и образом героя, иначе большой пользы в такой игре нет. Однажды она сослужила дурную службу иллюстратору Себастьяно Баркароли (Sebastiano Barcaroli) и многострадальному иллюстраторскому проекту «Герои футбола» (о нем же шла речь в параграфе «Портрет по фото»). Баркароли сложил серию портретов турецких футболистов из гравюр насекомых и рыб, чем вызвал международный скандал: футболистов-мусульман и их фанатов возмутило то, что для портретов были использованы нечистые животные.
Не стоит думать, что модули, привязанные к роду деятельности героя, умножают смысловое богатство портрета. Портрет модельера из деталей одежды или, скажем, энтомолога из насекомых – та же аллегория, один из самых избитых приемов. Да, любой избитый прием может зазвучать по-новому, но в этом случае задача усложняется многократно: вещи должны быть достойны вкуса модельера, а насекомые – связаны с узкой областью деятельности ученого.
Глава VII
Портрет – это диалог
В портрете сложным образом взаимодействуют автор, герой и зритель. Автор обращается к зрителю через героя, герой обращается к зрителю через автора, зритель выражает свое отношение к обоим, в том числе заранее, вербализуя свои ожидания от портрета. Автор и герой так или иначе подстраиваются под них или, напротив, их взламывают. В портрете есть пространство для нескольких сценариев, траекторий чтения. Разные зрители готовы посвятить портрету разное количество внимания, для каждого впечатление от портрета зависит от того, насколько интенсивно он готов изучать изображение. Выбирая свою траекторию, свою глубину погружения, зритель завершает портрет и вносит свои коррективы в образ. Автор вовлекает зрителя в сложную интеллектуальную игру, запускает длинную цепь мыслей и переживаний; герой становится поводом для разговора о чем-то большем, а портрет – только катализатором впечатления.
Каков бы ни был портрет, нет двух зрителей, которые воспримут его одинаково. Впечатление зависит от наших собственных ассоциаций, ожиданий, вкуса и зрительских привычек, физического и эмоционального состояния, опыта предыдущих встреч. Если отсечь всё это, зритель остается лицом к лицу с автором. Вершина зрительского мастерства – умение проникнуть сквозь собственные эмоции, эмоции героя и элементы визуального решения в художественную генетику портрета, к тем эмоциям, что запустили работу над ним.
Текст, который содержится в портрете – только его структурная основа. Художник – это чтец, мелодекламатор. По большому счету неважно, что он говорит, важно – как. Зрительский опыт зависит от того, какой образ автор выбирает для себя. Кто-то ходит вокруг зрителя колесом, кто-то, приобняв его, шепчет на ухо, кто-то с высокой сцены орет на него, кто-то бубнит текст, глядя в стену. Дистанция между зрителем и чтецом, его жесты, одежда, голос составляют интонацию произведения.
Каким чтецом хотите быть вы, как хотите взаимодействовать со зрителем? Центральный элемент авторского стиля в графике – интонация, не техника. Большинство из нас владеет несколькими техниками; художников, способных без фальши менять интонации, можно пересчитать по пальцам одной руки. Навскидку: Сэм Ваналамирс, Рауль Кайеха, Лоренцо Маттотти (Lorenzo Mattotti), Дэйв Маккин (Dave McKean). Однако у каждого из них все работы объединены общим знаменателем, и это не что иное, как личность художника. Интонация – камертон, по которому мы настраиваем свои инструменты. Даже если техника вторична, каждый сильный художник – «артист оригинального жанра» (а жанры – хоррор, ромком, фарс и т. п. – различаются именно интонациями). Интонация обусловливает выбор техники и все остальные решения в портрете, но для зрителя часто остается скрытой за образом героя. Интонация – это изнанка впечатления.
Геннадий Добров
Из серии «Автографы войны»