Машинерия портрета. Опыт зрителя, преподавателя и художника

Чтобы абстрагироваться от изображенного человека и оценить «художественные достоинства» портрета, от зрителя требуется определенное усилие, к которому его не так-то просто побудить. Наша зрительная система специализируется на работе с лицами. Мы не можем не реагировать на них и часто осознаем, что разглядываем кого-то в упор, только наткнувшись на встречный взгляд. Увидев лицо, мы бессознательно засыпаем себя вопросами: каковы пол владельца, возраст, здоровье (и вероятность чем-либо от него заразиться), физическая сила, социальный статус, принадлежит ли он/она к какому-то из известных нам типов, насколько привлекателен (для нас и в сравнении с нами), интересуется ли нами, каковы его намерения и т. д. Наконец, мы определяем, знаком ли он нам, и если да, стараемся вспомнить, кто это. Если ясный ответ не находится в первые же секунды, мы испытываем сильное беспокойство и принимаемся внимательно изучать человека, пока не найдем детали, которые позволят нам идентифицировать его. Эта особенность восприятия, разумеется, на руку художнику.

Самое интересное происходит, когда включается эмпатия и мы начинаем отражать эмоции встречного лицом и телом, тем активнее, чем более лестное мнение мы о нем составили, и вовлекаемся в еще более тесную связь с ним. С портретом то же самое: возникает активная фаза взаимодействия с героем, мы не просто обдумываем увиденное, но реагируем на него всем телом. Мы невольно смотрим в ту же сторону, что и герой, выпрямляемся перед портретами людей, облеченных властью, улыбаемся в ответ на улыбку.

У каждого зрителя к этим универсальным механизмам добавляются индивидуальные. Траектория движения взгляда по портрету зависит от ассоциаций, намерений, интересов, инстинктов, бессознательных желаний и влечений. Каждый изучает лицо по-своему и получает уникальный опыт.

То, что герой напечатан или нарисован, никак не преуменьшает важность встречи, не мешает нам вступать с изображенным в подсознательный диалог, подражать ему, готовиться к агрессии или флирту. Рукотворность лица – всего лишь еще один факт, который мы узнаем наряду с остальными. Однако то, что герой статичен и (чаще всего) в фокусе, позволяет нам экономить силы: любое изображение выигрывает у реальности в ясности, а значит, приятно глазу.

Бесконечное многообразие нюансов человеческого характера, помноженное на бесконечные возможности графики, создает невообразимое богатство возможностей портрета. Манипуляции с цветом, контуром, тоном, формой заостряют восприятие, усиливая разрыв между тем, что мы видим, и тем, что привыкли видеть. Инструментарий художника может сделать портрет совершенно особым опытом, заставить нас сомневаться во всем, что мы знаем о людях, пережить сильнейшие эмоции. Однако первое впечатление от встречи с героем останется встроенным в общее впечатление от портрета.

:)

Восклицательный и вопросительный знаки некогда произошли от латинских слов loо («ура!», «ба!») и quo («что»), написанных в столбик. Форма этих знаков оказалась замечательно выразительной. Нам понятна их семантика, но вдобавок мы видим их как фигурки, соответственно бодро вытянувшуюся, даже подпрыгнувшую, и задумчиво согбенную. Это позволяет добавить к интонации предложения микроскопическую дозу эмпатии – как перца, много ее и не требуется.

Такой же механизм есть и у букв. Их эмоциональное звучание сильно меняется в зависимости от рисунка шрифта, который обладает собственной интонацией. Но типографским инструментам интонирования текста нужна максимальная и независимая от шрифта выразительность. Думаю, знак интерробанг (?) не прижился в письменном языке как раз потому, что лишен ее, в отличие от смайла. Как бы смайл ни раздражал пуристов, о необходимости введения такого знака говорил еще в 1969-м в интервью для The New York Times Владимир Набоков (а он-то знал толк в пунктуации): «Я часто думаю, что должен существовать специальный типографский знак, обозначающий улыбку». Смайл, это графическое простейшее, протоэмотикон, уже обладает силой внушения, напрямую транслирует эмоцию. Если прибавить к нему еще и двоеточие, эта сила возрастает стократно.

Если сравнить два смайла —:) и:-) – мы найдем, что первый нам нравится больше (по крайней мере, с этим согласно большинство посетителей моих лекций). У второго смайла пропорции взрослого человека с тяжелым надгубьем и близко посаженными глазами. Он по-своему забавен, но первый смайл объективно веселее – рот до ушей! – и вдобавок, судя по очень маленькому расстоянию между глазами и ртом, это ребенок. А ребенку трудно отказать во встречной улыбке. Наше настроение микроскопически улучшается, и мы дружелюбнее относимся к автору украшенного смайлом текста – ведь это он нам улыбнулся.