Машка как символ веры

– Уезжайте, – сказал я.

– Как?

– Как хотите, куда хотите, но только быстрей.

Была больница, псевдосердечный приступ, море слез, слова жены о зарубках на сердце на всю жизнь, но она уехала.

Мама

Но она уехала. Тогда, давно, моя собственная мать была мною выгнана из моего дома. И это в семье, которую считали если не образцовой, то хорошей. И были долгие годы редких разговоров по телефону, взаимных обид.

Потом родилась Машка, похожая на мать, как клон. И даже когда она плакала, это была мать. Сначала писк, а у мамы – звук «нуууу», потом вздох – у обеих одинаковый. А потом крик – со словами или без слов, неважно. Даже волосы, волосы росли у нее, как у бабушки. Вверх и в разные стороны. С детства помню – вид моей матери после ванны, в нашей тогда еще коммунальной квартире, был настолько ужасен, что дети писались, а собаки завывали, кошки бежали под столы.

Так вот, у Машки волосы росли так же.

Отец

У Машки волосы росли так же, как у тещи. И нос, и глаза были такие же. Но главное, это характер. Любая фраза начиналась со слова «НЕТ». Потом уже она думала. Самое первое слово она сказала: «НЕТ»; «мама» и «папа» были позже. А когда ей исполнилось шесть месяцев, жена послала ее фотку своей матери.

Теща

А когда Марии исполнилось пять месяцев двадцать дней, мне прислали ее фотографию. Не скрою, что была оскорблена таким поведением дочери. Жалкая судьба неудачницы и мужа-неудачника, двух несостоявшихся личностей. Старшая дочь, Вера, не смогла сплотить семью. Он работал, но не зарабатывал. Она, вместо того чтобы подумать о нас, стала рожать. Без денег, без уверенности в завтрашнем дне. Мне решительно все равно, как они со своим мужем доживут отпущенный срок. Но дети!

Потом она сама, я не вмешивалась, прислала фотокарточку Марии. Это был вылитый покойный брат Николай.

Отец

«Покойный брат Николай». Теща привезла с собой фотографии брата Николая, умершего, слава богу, лет в семьдесят. Детских карточек, конечно, не было. Но в теще жила твердая уверенность, что брат вернулся путем реинкарнации в Машку. В то время наш «брат Николай», живой и здоровый, лежал в кровати цвета темный орех и сосал соску с цветком. Скрытые под кружевным чепчиком проволочные волосы не отвлекали взгляд. «Брат Николай» смотрел на всех ярко-голубыми глазами и пытался ногой почесать нос.

– Живой! – сказала теща. – Как там наша мать?

Мама

«Как там наша мать» было слишком. И молока было мало, и Маруся плакала с каким-то драматическим надрывом, и еще сумасшедшая в доме. Я вздохнула.

– Шучу, – среагировала мать.

С тех пор мы стали общаться. Машка, или, как ее называла бабушка, Мария, была связующим звеном нашей семьи. Моя мама приезжала каждые выходные с одинаковым набором подарков – два яблока, два апельсина или, что чаще, четыре яблока, рулон туалетной бумаги – как память о дефиците ее молодости – и мед.

Отец

…и мед, который в доме никто не ел. Так в семье воцарились мир и кучи ополовиненных майонезных банок с медом.

Снова отец

– Елена Николаевна, мне жаль, что у вас проблемы с Верой. И вы не звоните сюда больше.

Повесил трубку. Весь вечер я ждал Веру, в первый раз хотел сказать, что думаю о ее учебе. Но она приехала поздно вечером. Положила на стол деньги. Две бумажки по пятьсот и одну в тысячу рублей.

– Это нам.

– Где взяла? – спросил я.

– Украла, – спокойно ответила пятнадцатилетняя дочь.

– Вера!

И тут меня понесло.

Вера

И тут его понесло. Вот гад. А еще отец. Я устроилась подрабатывать. Не так просто найти работу, чтобы не получить приключений на одно место. Снова помогла Светка. Мы с ней стали раздавать листовки с рекламками. Правда, ездить надо было очень далеко. Я очень хотела купить Машке Барби с крыльями и еще в больницу видеодвойку, чтобы смотреть кассеты. Но видеодвойку купили спонсоры. Барби Машка расхотела. Новых идей пока у нее не было. Денег, как обещала бабушка, за лечение не брали, лекарства мы не покупали. И потихоньку у меня накопилась приличная сумма. Не надо их, конечно, было показывать отцу. Гордость так расперла грудь, что не смогла удержаться. Ура! Ура!

Отец

«Ура! Ура!» Я объяснил, что «два» в четверти это не ура. И вообще деньги сейчас – моя забота. Но в душе был рад.

Теща

Был рад. Он-то, конечно, рад. Девочка в пятнадцать лет идет работать. Я, безусловно, должна рассказать об этом своей дочери. Но не сейчас. Ирочка позвонила и сказала, что заведующая будет с нами разговаривать:

– Если хочешь, приезжай. Все анализы сделаны, и можно обсудить вопросы на будущее.

Когда я назвала удобное для себя время, выяснилось, что приезжать надо, когда удобно им, врачам. Но я в это время не могу, мне нужно пойти к Марине, она будущее провидит, и получше, чем эти, в белых халатах, скажет, чего ждать. Хотя, чего ждать, если у ребенка рак. Если и выживет, будет от их лечения инвалидом. Одни эти пункции чего стоят.

– Мама, – сказала Ира, – если не хочешь, не приезжай.