Прошел час, другой. Мора опускалась к горизонту. Джубал вернулся в меблированную комнату, арендованную им на одной из множества извилистых улочек за Парларием. С мрачной сосредоточенностью он переоделся в свой лучший, не слишком роскошный костюм. Из комода Джубал вынул матовый стальной клинок, врученный ему при посвящении в отроки и трижды обагренный кровью. Клинку было присвоено тайное имя «Саэрк» — «горный ветер». Необычно тяжелое оружие вырезали из слитка кристаллизованной стали, усиленной микроскопическими прожилками ковкого чугуна, и точно сбалансировали так, чтобы его можно было метать. Джубал взвесил клинок на ладони, прикрепил ножны к поясу на бедре, под полой, и вложил в них внушавший чувство безопасности увесистый Саэрк.
До захода Моры оставался еще час. Усевшись за стол, Джубал аккуратно написал несколько строк на листе бумаги, сложил документ вчетверо и засунул его в карман.
Времени почти не оставалось. Джубал спустился, вышел на улицу и подозвал кеб: «К дому Д’Эверов, вдоль Чама!»
Громыхая по лабиринту кривых переулков под высоко нависшими зазубренными карнизами, вверх по бульвару в холмы и дугой по лесистой косе Чама, гробообразный кеб подъехал к дому Д’Эвера. Джубал прошел под аркой портика и быстро поднялся по ступеням к величественному парадному входу. Двойные двери раздвинулись — ему навстречу спешил мажордом Фланиш. Узнав Джубала, он остановился: «Милостивый государь, на этот раз вы по какому делу?»
Джубал вступил в вестибюль, заставив мажордома потесниться: «Будьте добры, объявите его высокопревосходительству о моем прибытии. Меня ждут».
Фланиш колебался: «Как прикажете вас именовать?»
«Я — достопочтенный Джубал Дроуд. У вас что, память отшибло?»
Фланиш подозвал рукой швейцара, что-то прошептал тому на ухо. Возмущенно покосившись на Джубала, мажордом прошествовал прочь. Швейцар остался, прислонившись к стене, и ненавязчиво следил за каждым движением глинта.
Прошло пять минут. Появился Нэй Д’Эвер в сером домашнем вечернем костюме. Служитель народа смотрел на Джубала с плохо скрываемым раздражением: «Кажется, я просил вас пользоваться боковым входом?»
«Вам хорошо известно, что я глинт, — ответствовал Джубал. — Никакой уважающий себя глинт не пользуется черным ходом».
«Здесь Визрод, а не Глентлин. Каждый вынужден поступаться своими обычаями с учетом местных представлений о приличиях».
«Позвольте вам напомнить, — вежливо сказал Джубал, — что я пришел сюда, чтобы обсудить вопрос, имеющий самое непосредственное отношение к манерам и приличиям, а именно уголовное преступление, совершенное вашей дочерью. Это ей следовало бы пользоваться черным ходом, а не мне».
Нэй Д’Эвер резко провел ладонью по воздуху: «Пойдемте, положим конец достойному сожаления недоразумению. Фланиш, попросите леди Миэльтруду присоединиться к нам в малом салоне». Повернувшись к Джубалу, Д'Эвер прибавил: «Сюда, пожалуйста».
Он провел гостя в помещение, украшенное парой великолепных джанских гобеленов — тропических лесных пейзажей, сотканных из фиолетовых, зеленых и темно-красных нитей. Шаги приглушал белый пуховый ковер, на столешнице из желтоватой кости красовались две старинные джанские вазы.
Нэй Д'Эвер не садился и не приглашал сесть Джубала. Прошла минута. Д'Эвер беззаботно обронил: «Я привык к непринужденному общению — в моем положении приходится иметь дело с представителями всех каст. Но леди Миэльтруда весьма разборчива в том, что касается формальностей. Несоблюдение приличий может неблагоприятно отразиться на ее поведении — к вашему сведению».
У Джубала челюсть отвисла от изумления: «Неужели вы так и не поняли, что ваша дочь совершила тяжкое преступление? Как несоблюдение законов согласуется с соблюдением приличий?»
«Мы скоро услышим, что леди Миэльтруда думает по этому поводу. Подчеркиваю — она не станет отвечать, если сочтет ваши манеры неуместными».
«Может быть, в таком случае будет лучше, если задавать вопросы будете вы».
«Ни в коей мере! — возразил Нэй Д'Эвер. — Вам не терпится выяснить некоторые факты. Разумное стремление, не могу не признать. Но я здесь не для того, чтобы содействовать допросу».
«Как вам будет угодно».
«Пожалуйста, не опирайтесь на столешницу, — попросил Д'Эвер. — Это невероятно древний экспонат. Музейные редкости не терпят грубого обращения».
«Я всего лишь положил на нее руку, — возмущенно отозвался Джубал. — За кого вы меня принимаете?»
Нэй Д’Эвер безразлично пожал плечами и повернулся к входившей в салон Миэльтруде. На вельможной наследнице было длинное белое платье, ее бледные волосы спускались мягкими волнами из-под светло-голубого замшевого квата и чуть загибались к подбородку, обрамляя лицо. Игнорируя Джубала, она взглянула на отца с почти застенчивым выражением: «Ты просил меня придти?»
«Да, моя дорогая, требуется выяснить одно обстоятельство. Это Джубал Дроуд — ты его провела в Парларий».
«Его трудно забыть».