По гигиеническим соображениям Грейс не позволяла ему лазать ни по кухонным шкафам, ни по ее кровати; чтобы не искушать его, она в основном держала дверь в спальню плотно закрытой. Уборка и так отнимала у нее много лишнего времени, чтобы в доме не чувствовалось кошачьего запаха и чтобы гости, садясь в кресла и на диваны, не обнаруживали потом на себе кошачью шерсть. Она любила Ари и считала его своим замечательным компаньоном и часто разрешала ему бегать по всему дому, несмотря на то что потом уборка обходилась ей в несколько лишних часов. Однако ей вовсе не хотелось натыкаться на кошачью шерсть в еде или в постели.
Встав с кровати, она сунула ноги в шлепанцы.
Ари наблюдал за ней.
— Ну-ка, быстро уходи оттуда, — сказала Грейс, глядя на него как можно строже.
Его светящиеся глаза казались голубыми, как газовое пламя.
Грейс подошла к двери в спальню, открыла ее, отошла в сторону и прикрикнула:
— Брысь!
Напряженные мышцы кота расслабились. Словно меховая шкурка, он повалился на комод, будто кости его растаяли. Зевнув, он стал лизать свою черную лапку.
— Эй! — снова крикнула Грейс.
Лениво подняв голову, Аристофан взглянул на нее.
— Вон! — грозно сказала она. — Сию же минуту!
Он вновь никак не отреагировал. Грейс направилась к комоду, и лишь тогда кот был вынужден подчиниться. Спрыгнув, он так молниеносно проскочил мимо нее, что она даже не успела наподдать ему. Он шмыгнул в холл и она закрыла дверь.
Когда Грейс вновь легла в постель и выключила свет она вспомнила, как он выглядел, сидя на верху комода: он смотрел на нее точно на жертву, втянув опущенную голову в плечи, задние лапы напряжены, шерсть дыбом, пылающий и несколько безумный взгляд. Он готовился прыгнуть на кровать и до смерти испугал бы ее; в этом можно было бы не сомневаться. Но подобные вещи свойственны котятам; для Ари такие игры были не характерны в течение, по крайней мере, трех-четырех последних лет, с тех пор как он праздно дожил до своей зрелости. Какой же бес в него вселился?
«Ну все, решено, — сказала она про себя, — утром первым делом едем к ветеринару. Не хватало мне только кота-шизофреника в доме!»
В поисках покоя Грейс вновь попыталась забыться сном. Шелест ветра, похожий на журчание реки, начал убаюкивать ее. Через несколько минут ее вновь увлекло в водоворот сна. На самом краю она задрожала, ее охватило чувство беспокойства, страх, от которого она чуть было не проснулась, но вот она уже сорвалась в темноту...
Ей снилось, что она проплывала где-то под водой среди ярких кораллов, водорослей и каких-то причудливых качающихся растений. Среди них мелькнул кот, довольно крупный, больше тигра, но окраской похожий на сиамского. Он следил за ней. Она видела в мутной морской воде за раскачивавшимися стеблями морской растительности его круглые глаза. Ей было слышно его низкое урчание. По пути она часто останавливалась, чтобы наполнить многочисленные желтые плошки щедрыми порциями «Мяу-микса», надеясь хоть как-то ублажить кота, но сердцем чувствовала, что зверь не уймется, пока не запустит в нее свои когти. Она продолжала плыть среди нагромождений кораллов, мимо гротов, по подводным долинам с песчаными дюнами, ожидая, что кот вот-вот зарычит и прыгнет на нее, вцепится ей в лицо и выцарапает глаза...
Раз, проснувшись, ей показалось, что Аристофан настойчиво скребется в закрытую дверь спальни. Но, пребывая в полусне, она подумала, что ослышалась: будучи не в состоянии стряхнуть с себя сон, она вновь через несколько секунд погрузилась в него.
В час ночи на третьем этаже больницы было так тихо, что Хэрриет Гилби, старшей сестре ночной смены, казалось, будто она где-то глубоко под землей, на каком-то военном объекте, внутри подножия горы, вдалеке от всего мира и наполнявших его звуков. Здесь же единственными звуками были шелест системы обогрева и тихое поскрипывание резиновых подошв тапочек медсестер по блестящим плиткам пола.
Хэрриет — миниатюрная, симпатичная, темнокожая и аккуратно одетая — сидела у себя в комнате для дежурных за углом от лифтов и вносила сведения о пациентах в их карты, когда тишину на третьем этаже неожиданно нарушил истошный крик. Он доносился из палаты номер триста шестнадцать. Когда Хэрриет, толкнув, открыла дверь, вошла в комнату и включила верхний свет, крик прекратился так же неожиданно, как и начался.
Девушка по имени Джейн Доу лежала в постели на спине; одна рука, согнутая в локте, закрывала лицо, словно она пыталась защититься от удара, другой рукой она вцепилась в поручень кровати. Простыни и одеяло, сбитые в ком, лежали у нее в ногах, больничный халат задрался до бедер. Ее голова металась по подушке из стороны в сторону; задыхаясь, она умоляла своего воображаемого насильника: «Нет... нет... нет... Пожалуйста, не убивайте меня! Нет!»
Ласково, нежным голосом, но настойчиво Хэрриет пыталась успокоить девушку. Поначалу Джейн ничего не воспринимала. Она все еще находилась под действием снотворного и никак не могла проснуться. Однако постепенно ей удалось отделаться от кошмарного сна и успокоиться.