Маска

Отпустив ее руку, граф встал и налил себе еще вина.

— Конечно, знаю. Ну же, не мучай меня, что у тебя на сердце?

Эмелина сложила руки на коленях.

— Могу я говорить прямо? Я не хочу, чтобы вы слепо шли навстречу собственному горю.

— Горю? — Де Брюс удивленно прищурился. — Какому горю?

Она подняла руки, будто собираясь даровать ему благословение.

— Я знаю, почему вы выбрали в жены Отилию фон Хоэнфельс.

В де Брюсе вспыхнула ярость. Он едва сдержался, чтобы не схватить Эмелину за плечи.

— Ты ведь одобрила мой выбор! — Он поджал губы.

— Да. Она красивая и здоровая девушка с отличными связями. — Эмелина заглянула ему в глаза. — И мне пришлось одобрить ваш выбор, потому что убедить вас не делать этого я бы не смогла.

Де Брюс, широко расставив ноги, скрестил руки на груди. Он тяжело дышал.

— А с чего это вдруг тебе переубеждать меня?

— Мать Беаты Вильгельмис была дочерью Гернота фон Хоэнфельса. Ваша будущая супруга — дальняя родственница вашего заклятого врага Конрада Вильгельмиса. И пусть вы отомстили ему и всей его семье за смерть вашего любимого сына, вам не удалось обрести покой. Вы одержимы Конрадом Вильгельмисом. Вернее, его дочерью Мелисандой Вильгельмис. Та бедняжка, чье тело притащил в замок фон Закинген… Вы никогда не верили в то, что это Мелисанда. Вы уверены, что Мелисанда жива. И, женясь на ее дальней родственнице, вы стремитесь быть ближе к Мелисанде. Девочке сейчас было бы восемнадцать лет, Оттмар. В точности, как Отилии, вашей невесте.

Оттмар де Брюс ударил кулаком по спинке кровати. Дерево жалобно скрипнуло.

— Она еще жива! — крикнул он, но тут же понизил голос до шепота: — Я чувствую это всеми жилами моего тела. Я не знаю, где она прячется. Не знаю, как ей удалось уйти от меня. Но когда-нибудь эта мерзавка выползет из своей норы, и тогда ей придется пожалеть о том, что она вообще родилась! — Ему вспомнилась поляна, рыжая копна в кустах. Красный туман застил ему глаза. Граф повернулся к Эмелине: — Зачем ты вскрываешь эти раны? Что я тебе такого сделал? Зачем ты мучаешь меня?

Встав, Эмелина сжала его руки.

— Я лишь хочу, чтобы вы обрели покой и чтобы этот мрачный отрезок вашей жизни наконец завершился. Завтра вы женитесь. Ваша невеста молода и красива, она родит вам много здоровых сыновей. Вы могущественный и всеми уважаемый граф. Не позвольте старой ненависти сожрать вас изнутри.

— Ха! — Де Брюс грубо оттолкнул ее.

Пожилая женщина, пошатнувшись, опустилась в кресло. Это не его Эмелина! Наверное, дух этой чертовки Мелисанды вселился в нее!

— Где она? Где Мелисанда? — рявкнул он, наклоняясь к Эмелине и хватая ее за узкие плечи. — Где?

Он замахнулся, его рука взвилась в воздух, точно орел, готовый наброситься на свою жертву.

Внезапно красный туман развеялся и граф увидел сидящую перед ним испуганную кормилицу.

— Прости меня, — пробормотал Оттмар, который сам испугался этой злобной вспышки. — Я ни за что не причинил бы тебе боль. — Слезы навернулись ему на глаза.

Почти ничего не видя из-за слез, он сжал кормилицу в объятиях, поцеловал в лоб, щеки, губы.

— Прошу тебя, прости меня.

— Милый мой мальчик, мой Оттмар… — Теперь уже и Эмелина плакала. — Мне не за что вас прощать. Мне не нужно было затевать этот глупый разговор.

Но Оттмар не позволил ей договорить. Он прижал ее хрупкое тело к груди и заплакал навзрыд.

Они долго стояли обнявшись, пока де Брюс наконец не отстранился и не подвел кормилицу к двери. Он хотел провести старушку в ее покои, но она настояла на том, что дойдет сама. Он смотрел ей вслед — как она идет по слабо освещенному коридору, опираясь на посох. Исполненная достоинства.

Когда ее шаги затихли, он закрыл дверь и вновь подошел к окну. На небе появились первые звезды.

— Нет, этот отрезок моей жизни еще не завершился, — прошептал он, обращаясь к ночной тьме. — Я дал клятву. Каждый отпрыск семейства Вильгельмисов кровью заплатит за кровь де Брюсов.

Граф поспешно достал кинжал из ножен. Какое-то время он смотрел на клинок в мерцающем свете лампады, а потом закатил рукав и сделал над шрамами еще один надрез. Боль успокаивала, приносила облегчение, как и вид свежей теплой крови.

— Оттмар де Брюс всегда выполняет свои клятвы. И он обретет покой только после того, когда погибнет последний из Вильгельмисов.

* * *

Раймунд Магнус едва слышно застонал. Он задыхался и хрипел с самого утра. Грудь под белой рубашкой — по традиции именно так надлежало одевать умирающего — поднималась и опускалась, но дыхание не было мерным.