Маска Аполлона

— Я вам расскажу быстрее. Когда Архонт получил свою новость, он заплатил вот этому Крылоногому Гермесу, — хорошо заплатил, — и начал победный пир. Пир продолжался два дня, наверно и сейчас продолжался бы, но Архонт вышел в сад прогуляться, остыть. Ну и остыл. Ведь не молод уже, и лихорадкой болотной много раз болел, а она в костях всю жизнь сидит… Так что и двух часов не прошло — слег.

Хорист смотрел то на одного из нас то на другого, и молча кивал, подтверждая рассказ. Гермипп поймал взгляд Анаксия и мотнул головой в сторону борта. Они начали закатывать рукава.

Винить их было трудно, у меня и у самого руки чесались. Но ведь этот бедолага сделал то, что сделал бы любой на его месте, если б догадался; и курьер нашего спонсора тоже добрался бы сюда раньше нас, и с тем же результатом. Но даже когда я отговорил их от этой затеи, они всё равно хотели высадить его на берег; мол, беды на нем столько — целую эскадру потопить хватит. Суевернее актеров только моряки, и капитан их слова услышал. Хорист — имя его я забыл, хотя уверен был, что оно в моей памяти вырезано навечно, — хорист упал на палубу и обхватил мои колени. У других это получше получалось. А он плакал и кричал, что единственная его надежда остаться в живых это убраться оттуда, пока сиракузцы не обвинили его в этой смерти; а иначе его распнут на стене и дух его будет преследовать нас.

Получился хороший длинный монолог, и у меня было время подумать. Поздновато, конечно, думать; но куда теперь торопиться? Когда получаешь знамение в судьбоносный час, не стоит поворачиваться к двери спиной и называть это случайностью.

— Не ори, — сказал я. — Из-за тебя мы сами себя не слышим. — Он умолк, хоть с трудом, и я продолжал: — Ты не хотел никакого зла — прекрасно. Но зло свершилось. И ты сумел уйти оттуда со своим барышом, — я уверен, барыш немалый, — а вот эти артисты лишились главного шанса в их жизни. Насколько я понимаю, самое малое, что ты сейчас можешь сделать, это оплатить им проезд до Афин. В этом случае мы попросим капитана, чтобы он позволил тебе остаться на корабле.

Он был счастлив согласиться, тут же.

— Разумеется, это относится и к Никерату, хотя он был слишком благороден, чтобы об этом заговорить, — вставил Анаксий. — Протагонист потерял больше всех.

— Спасибо, дорогой, — сказал я, — но в этом нет нужды, я не поеду. Мне хочется посмотреть Сицилию.

Эта строка прервала представление, как я и боялся. Потом началась большая сцена, даже капитан принял участие. Я что, с ума сошел? Что будет в здешнем театре? Самое вероятное теперь — гражданская война; а потом еще и карфагеняне ввяжутся, когда на стенах останется мало людей. Даже если человек устал от жизни, сказал капитан, есть много способов с нею распрощаться. На всё это я отвечал, что могу о себе позаботиться, а Сиракузы мечтал посмотреть всегда. Через некоторое время Гермипп и капитан от меня отстали, зато Анаксий отвел в сторонку.

— Нико, друг мой дорогой. — Он схватил меня за плечо, чего никогда раньше за ним не водилось. Я с удивлением увидел, что он на самом деле хорошо ко мне относится. — Заклинаю тебя, не кидайся ты в бой, как мальчишка, без шлема и щита, чтобы найти любимого своего. При других я молчал, чтобы чувства твои не поранить, но мне Дельфийский оракул не нужен, чтобы понять, что с тобой творится. Подумай! Ведь голова твоя не для дел, и ты сам это знаешь; не найдешь ты ничего кроме беды; а человек, чью судьбу ты мечтаешь разделить, как бы ни был он распрекрасен, будет теперь слишком занят для того, чтоб хотя бы вспомнить, что ходит по земле кто-то по имени Никерат. Ты же понятия не имеешь, что происходит в городе, когда тирания хозяина меняет. Когда начинаются партийные разборки, горло режут на улице; и никто не спрашивает, откуда ты взялся; некогда им. Слушай, поехали домой, сразу, с нами; а потом вернешься, когда здесь всё утрясется.

— Не волнуйся ты так, милый, — ответил я. — Я в девятнадцать лет гастролировал с Ламприем по второсортным театрам, и остался жив. Как-нибудь перебьюсь и на Сицилии.

— Но что ты есть будешь?

— У меня еще остались призовые деньги. Слушай, лодочник уходит; надо его поймать.

Если бы мне пришлось ждать следующего, то все эти разговоры тянулись бы без конца.

Собрав свои вещи, я отдал шкатулку с маской Анаксию.

— Слушай, дорогой, сохрани это для меня. Поставь куда-нибудь и давай ему иногда щепотку ладана; бог к нему привык; и проси его не забывать меня, пока я не вернусь.

Он пообещал; но тряс головой, словно это была лодка Харона, а я собирался переправляться через Стикс. Он и Гермипп обняли меня на прощанье и смотрели вслед, пока я не вышел на берег. Чуть дальше вдоль борта стоял человек из хора, и глядел на меня как на человека, который рехнулся и попер в горящий дом. Этот взгляд так и врезался мне в память, когда я ступил на пирс в Сиракузах.

7

Я решил вести себя естественно и двинулся к театру. Подумал, что начать надо оттуда, а там в голову придет что-нибудь. Дорогу нашел сам: не встретил ни единого человека, у кого хотелось бы спросить.