Маска Аполлона

— Нико, дорогой! Даже он не стал бы приглашать флейтисток и канатных плясунов на похороны отца. Месяц траура он выдержал вполне достойно. Наверно, этот месяц ему понадобился, чтобы поверить, что старик на самом деле умер. Даже и после того какое-то время казалось, что Дион возьмет дела в свои руки и заменит ему отца…

Тут он, вроде, спохватился и сменил тему. Однако, когда я спросил о Дионе, рассказал мне, что с ним всё в порядке; и что он подарил городу тридцать триер, чтобы карфагеняне не слишком радовались смерти старого Дионисия.

— Тридцать!? — воскликнул я. — Самый богатый человек в Афинах заорет, что его убивают, если ему насчитают налогов больше чем на одну.

— Ну, а он дал тридцать. Наши богатые очень богаты, можешь мне поверить. Вы не встретили патрульное судно на подходе?

Он опять слишком резко сменил тему, опять что-то осталось недосказанным.

— В чем дело? — спросил я. — Ты что-то знаешь, так говори прямо, а не вокруг да около.

— Ты в харчевню к цирюльнику не заходил по дороге?

— Нет. Погода была такая, что на корабле сам побрился. А что бы я там услышал?

— Ну как же, — ответил он, ставя на стол вино, сласти и всё такое, — историю младшего Дионисия, разумеется. Начнем с того, что история эта началась, когда Филиста вернули из ссылки.

Это имя мне ничего не говорило. Менекрат объяснил:

— Это очень важный человек, до сих пор, хотя его изгнали, когда я еще мальчишкой был. А перед тем он был комендантом Ортиджи. Богат, как царь Мидас; такие приемы задавал, что они в историю вошли. Как и его любовные дела. Одной из его любовниц была мать старого Дионисия; но Архонт тогда только-только власть захватил и сделал вид, что ничего не знает: слишком был опасен Филист, чтобы с ним ссориться. Однако попозже он женился на родственнице Дионисия, не спросясь того, и тут уже другая история пошла. Дионисий решил, что он к власти тянется; тотчас усадил его на триеру, что в Италию уходила, и отправил на медовый месяц в изгнание. Так он там и торчал до нынешнего года, до амнистии.

— Так значит, какие-то реформы были? — спросил я.

— О да! Я уже говорил, что в первые пару месяцев Дион чудеса творил. Выпустил из карьеров много людей, сидевших там годами, изгнанников вернул… Когда Филист попросился назад, Дион наверно просто из принципа согласился. Не думаю, что это Дионисий его вернул: слишком молод, чтобы его знать. Во всяком случае, Филист вернулся. Говорят, он там в изгнании историю писал, как многие неудачливые генералы, так что постоянно был в курсе всех событий. Он до сих пор очень рисковый малый, несмотря на возраст; не успел и дом в порядок привести, как задал пир не хуже своих прежних; по отзывам тех, кто помнит. Дион ушел оттуда рано, а Дионисий оставался до конца. То бишь, до утра на третий день. Каково?

— Так с этого всё и началось?

— Ну, он всегда развлекался потихоньку, украдкой от отца. Но в тот раз, наверно, до него впервые дошло, что теперь он — Архонт, и может делать всё что захочет.

Я вспомнил свою вторую аудиенцию в Ортидже; и его лицо, когда он заговорил о соблазнах в Сиракузах. Менекрат сказал, что в тот раз я из-за траура внимания не обратил.

— Могло быть и хуже, — продолжал он. — Если бы он хотел крови, мог бы ту еще резню устроить!.. Но он у отца в доме всю жизнь прожил, как мышка в норке; врагов заиметь у него и возможности не было. Так что никакой другой крови ему не надо было, кроме той, что девственницы проливают; и единственное, чего ему хотелось, это чтобы пир никогда не кончался; теперь, когда отец не звереет от шума, мешающего писать, и не разгоняет компанию. Так что следующий банкет задавали уже во Дворце. Об этом я много слышал от одной знакомой, она со змеей танцует. Просто поразительно, чему она научила свою змею, ты должен как-нибудь посмотреть на нее. Но на третий день того пира ее отпустили; им захотелось чего-нибудь свеженького. Когда хозяин хочет чего-то нового, и платит, да еще в таком месте, где полно гетер, акробатов и разных-прочих, тут одно за другое цепляется без конца. Где-то через неделю из Ортиджи уже столько историй выплеснулось, что на любую из них находилась такая, что ее переплюнет. А между Крепостью и Карфагеном всегда существовала тайная связь; старик использовал ее, когда ему нужно было; и Филист о ней знал. Теперь, вместо секретных переговоров о обмене заложников или убитых, ее использовали для того, чтобы зазвать в Сиракузы жонглеров, фокусников, плясунов… Кого только там не было.

— Время от времени вся компания выходила на свежий воздух, погулять; поначалу в Ортидже, а потом и через все ворота в город. Очень скоро жен, дочерей и сыновей стали запирать, стоило появиться факелам на улицах: дворцовые кутилы полагали, что если они кого насилуют это большая честь, так что нечего тут недовольные рожи строить и портить праздник. Если кто появлялся с каким-нибудь делом, его немедленно гнали вон. А тем временем солдаты и эфоры грабили город: знали, что присматривать за ними некому, так что поборы выросли вдвое, моментально.

— А что Дион? — спросил я.