Маска безумия

    В-третьих, ведьма, призывавшая демона. Её пытали и сожгли. Возможно, у колдуньи есть родственники в Сатии, или, что вероятнее, кто-то специально перебрался в Сатию. Но не проще ли убить непосредственно его?

    В-четвёртых, Малис - знакомый некромант госпожи Тэр, её первая любовь, тот самый маг, который помог воскресить гоэту. Помнится, он попался на кладбищенском ритуале и сбежал. Плюс прилюдно угрожал Брагоньеру. Мотив? Двойной: ненависть к инквизитору как к врагу и как к виновнику злоключений старой приятельницы.

    Допустим, некто желал дискредитировать соэра, всколыхнуть общество, уничтожить его безупречную репутацию. Нашёл самое больное место - работу, смысл и цель жизни. Но зачем разбивать зеркало, рассыпать лепестки? Почему нельзя просто убивать? Всё это имеет смысл, не случайно. Послание, объяснение...Чтоб демоны утащили за Грань любителя символизма! Нет, чтобы намекать яснее. А ведь Брагоньер не жаловался на отсутствие образования.

    На стол легли протоколы допросов других свидетелей, и соэр углубился в чтение, подчёркивая заинтересовавшие моменты.

    Эллина вышла из "Белой мышки" раздосадованной: лёгкую, но хорошо оплачиваемую работу увели из-под носа. Кто успел, тот и съел, конкуренция среди гоэтов огромная.

    Поглядев на солнце, Эллина прикинула, который час, и направилась в сторону Тополиного проезда. Помнится, в саду бывшего дома Гланера - он жил в богатом квартале, подчёркивая разницу в происхождении между собой и прочими гоэтами - были часы. День солнечный, должны работать. Если только новые хозяева не запустили сад. В крайнем случае, взглянет на часы Общественного дома.

    Встреча с подругой Анабель назначила на четыре часа дня, Эллине не хотелось опоздать.

    Часы не подвели: тень от каменного треугольника по-прежнему падала на разграфлённую на сектора поверхность. Осторожно облокотившись о забор, гоэта разглядела их показания. Три часа. В её распоряжении целый час.

    Поборов любопытство выяснить, кто стал новым владельцем дома (купил за бесценок у государства с торгов), гоэта слезла с забора, оправила юбку и решила зайти в храм Сораты. Заодно почитает, что нового пишут в информационных листах. Печатные сообщения о новых законах, местных новостях и разыскиваемых преступниках развешивали в местах большого скопления народа и у государственных учреждений.

    Пробежав глазами информационный лист, Эллина убедилась, завсегдатаи "Белой мышки" осведомлены не хуже официального рупора власти. Местных сплетен там не найти, но этот пробел легко восполнит Анабель. Ей бы осведомителем Следственного управления работать! Но госпожа Меда предвзято относилась к служителям закона. Особенно после того, как Главный следователь, господин Брагоньер, по ошибке арестовал и посадил Эллину в тюрьму.

    В жаркий июльский день от прудов перед святилищем богини веяло прохладой. Густая тень манила забыть о будничных заботах и сосредоточиться на вечном.

    Несмотря на лето, просителей у Сораты было много. Не все уехали к морю, греться на солнце. Эллина пристроилась в торце пруда, достала заготовленную мелочь и, оглядевшись, на пару минут отрешилась от мира.

    Гоэта опустила ладони на мраморные бортики, коснулась камня лбом. Шёпот её молитвы слился с чужим бормотанием.

    Движение руки - и медяки медленно опустились на дно, унося с собой просьбу Эллины. К работе она не имела никакого отношения. Оставалось надеяться, Сората её услышит.

    Гоэта поднялась, развернулась лицом к святилищу, сотворила храмовый жест и поклонилась.

    Взгляд упал на группку людей, сгрудившихся возле плакучей ивы. Кажется, они кому-то внимали. Так и есть - в центре стоял мужчина.

    Заинтересовавшись, Эллина подошла, прислушалась.

    - Я прав, что бы ни говорили поборники двойной морали, - пафосно заявлял бородатый мужчина, по виду - горожанин, а не сельский житель. Одет он был чисто, но старомодно. Гоэта хмыкнула: это ж надо так не следить за окружающей жизнью! Можно подумать, он лет десять из дома не выходил.

    - Посмотрите, что проповедуют эти люди? Действуют ли они по заветам Сораты? - с жаром воскликнул мужчина. Сделал паузу, обвёл горящим взглядом собравшихся и продолжил спокойнее, медленнее: - Я, обычный человек, верящий в добро и справедливость, вдруг меня заклёвывают стервятники. За что?

    Эллина вздрогнула от выкрика, полного праведного гнева. Как будто говоривший силился сделать так, чтобы все вокруг разделили его возмущение.

    - За то, что посмел возразить, будто аморальные поступки, противные заветам богов, - всего лишь житейская изворотливость- с надрывом продолжал мужчина. Очевидно, чрезмерным, потому что первые ряды поспешили отступить, ошеломлённые таким напором. А проповедник упивался своими речами, плюясь слюной, всё повышал и повышал голос: - Они смеются, называют меня чудаком - и оправдывают творимые беззакония, издеваются над постулатами веры и лицемерят даже здесь, в храме. Предать, разделившего с тобой еду, донести на соседа, злоумышлять против гостя, которого однажды пустил на порог, - разве это не есть зло?