Маска Черного Тюльпана

Генриетта издала тот же звук и поудобнее угнездилась в изгибе плеча Майлза.

Доррингтон усмехнулся:

— Каких-то восемнадцать лет, и я наконец заставил тебя замолчать.

Генриетта слегка пошевелилась и снова замурлыкала в плечо мужа.

— Что ты сказала?

Генриетта откинула голову.

— Чудесно, — вздохнула она. — Великолепно. Превосходно. Грандиозно.

— Не смогла устоять, да?

— Блаженство, экстаз, эйфория, восторг…

— Хватит! — воскликнул Майлз, поворачивая жену на спину.

В ее глазах безошибочно угадывался опасный блеск.

— Изумительно, — с нажимом произнесла она, — потрясающе, восхитительно…

— Ладно, — заявил Майлз. — Ты не оставляешь мне выбора.

Когда первые лучи рассвета начали пробиваться сквозь полог, Генриетта вынуждена была согласиться — есть моменты, которые невозможно описать никакими словами.

Глава тридцать первая

Поэзия: шифрованные инструкции военного министерства; предназначена для наиболее срочной связи.

См. также: Стихи, Словоблудие и Многословие.

Из личной шифровальной книги Розовой Гвоздики

Даже наброшенная на светильники кисея не могла приглушить сияние бриллиантов, украшавших волосы дам, и эполетов на широких плечах кавалеров, собравшихся в Желтом салоне дворца Тюильри. Вдовы судачили, военные хохотали, а веера вели разговор на своем собственном шуршащем языке в укромных уголках комнаты. Как всегда по четвергам, вечерний салон Жозефины Бонапарт заполнило обычное сборище щеголей, красавиц и бонапартистов, оценивающих наряды друг друга и обменивающихся последними on-dit[66].

Среди гостей находилась и Розовая Гвоздика, незаметно переходя от группы к группе, подбирая и накапливая информацию с трудолюбием муравья. Джейн не стала надевать черные брюки. Отказалась от белого чепчика и краски для волос, раздражающей кожу. И уж точно оставила дома пахучую шаль — принадлежность ее костюма торговки рыбой.

Этим вечером ее маскировка была совсем иного рода: девушка пришла в своем обличье.

В скромном, но модном платье среди кричащих бриллиантов и настоящей портретной галереи из камей на пальцах, шеях, в ушах и даже на больших пальцах ног, единственным украшением Джейн сделала непритязательный эмалевый медальон с изображением маленького розового цветка. В конце концов, цветы — в высшей степени уместное украшение для юной девушки.

Кто заподозрит, будто мисс Джейн Вулистон, кузина Эдуарда де Балькура — вон же он, там, моя дорогая, да, одутловатый мужчина в красновато-коричневом галстуке, такой низкопоклонник перед Первым консулом, но, с другой стороны, а кто сегодня ведет себя по-другому? — представляет собой какую-то опасность для Французской республики? Она, единодушно признали вдовы, красивая и воспитанная девушка. Знает, когда сказать, а когда и промолчать, очень любезна с людьми старшего возраста, а ее манера обращаться с мужским полом сочетает в себе сдержанное остроумие и полное отсутствие кокетства. Так не похоже на современных легкомысленных юных особ! Последние слова обычно сопровождались пристальным взглядом в сторону сестер Бонапарта, Полины и Каролины, применительно к которым эпитет «легкомысленные» был самым мягким из произносимых шепотом под прикрытием вееров.

Старые дамы одобрительно относились к Джейн и без стеснения сплетничали в ее присутствии. Молодым щеголям она нравилась совсем по другой причине; у представителей нации, столь восприимчивой к физической красоте, тем более в эпоху сильного влияния идеалов классической античности, прелестной лепки лицо Джейн и отчужденность в поведении вызывали в памяти римские изваяния, и они относились к Джейн, как могли бы относиться к особенно изысканной статуе — красивой, но в общем-то глухой. Таким образом Джейн почерпнула немало полезных сведений.

Однако в настоящий момент Джейн мастерски старалась избегать общества словоохотливых матрон, влюбленных юных щеголей и подающих надежды поэтов, которых она так успешно воспитывала. Ее единственной целью было как можно быстрее — и как можно незаметнее — покинуть салон. На губах ее играла открытая улыбка, а мозг быстро переваривал только что полученные сведения, настолько неожиданные, настолько тревожные, что в них с трудом верилось.

Но сомнений быть не могло. Все части головоломки встали точно на место, как фрагменты римской мозаики, сложенные в четкую, яркую картину. В данную минуту возникла картина в равной мере поразительная и неприятная. Все они искали совсем не там. А пока что смертельно опасный шпион, единственный человек, за которым следовало наблюдать и чью деятельность пресечь в первую очередь, свободно разгуливал по Лондону.

Генриетту надо предупредить. Немедленно.

Джейн сладко улыбнулась капитану Деморо, упрямо не отстававшему от нее, и сказала, что просто умирает от жажды. Не будет ли он так любезен…